Трагикомические новеллы - Поль Скаррон

их так же, как и ее, приговорили к двумстам ударам плетьми. Мендес умерла от этого спустя три дня, ибо оказалась слишком старой для столь жестокого испытания, а слуга и служанка были навсегда изгнаны из Севильи. Так предусмотрительная Елена оградила своего бесценного Монтуфара и себя тоже от руки правосудия, которое тщетно искало их в городе и вне города. Жителям Севильи было стыдно, что их обманули, а уличные певцы, прежде до хрипоты певшие хвалу лжеправедникам, засадили своих наемных поэтов сочинять на них песенки. Паразиты Парнаса истощили на эту тему свою пасквильную жилку, и песенки, сочиненные ими в осмеяние тех, из кого жители недавно творили себе кумиров, и посейчас поются в Севилье.

Монтуфар и Елена отправились в Мадрид, как только смогли сделать это без всякой для себя опасности, и явились туда богатыми и обвенчанными. Они постарались сначала разведать, где находится дон Санчо де Вильяфальян, и, узнав, что его нет в Мадриде, стали открыто показываться всюду: он — одетый не хуже придворного, а она — во всем великолепии знатной дамы и прекрасная, как ангел. Елена согласилась выйти замуж за Монтуфара только при том условии, что в качестве здравомыслящего и многотерпеливого мужа он не будет корить ее за тех посетителей, которых привлечет к ней ее красота, а она со своей стороны обязывалась не принимать бесполезных гостей. Посредницы, иначе сказать — поставщицы дам, еще иначе — торговки живым товаром, говоря простонародным языком, сводни, а выражаясь более почтительно, пособницы в любовных делах, принялись хлопотать вокруг Елены. Они заставляли ее появляться один день в театре, другой — на корсо, а иногда на главной улице Мадрида, у окна кареты. Глядя оттуда на одних, улыбаясь другим и никого не отваживая, она в одно мгновение обзавелась ватагой млеющих от страсти поклонников, по численности своей способной обслужить целую галеру. Ее драгоценный супруг свято соблюдал условия брачного договора, он поощрял ласковым обхождением робких поклонников своей жены и приводил их к ней, словно за руку, причем оказывался столь покладистым и деликатным, что всегда выдумывал какое-нибудь спешное дело, чтобы оставить их с нею наедине. Он заводил знакомства только с людьми богатыми и расточительными и никогда не входил в свой дом, не удостоверившись сначала, может ли он войти туда, ничего не напортив, — это узнавалось при помощи сигнала, вывешиваемого в окне, когда хозяйка жилища бывала занята. Если сигнал возбранял ему входить, он с довольным видом человека, дела которого свершаются в его отсутствие, шел провести часок в каком-нибудь игорном доме, где все старались обласкать его ради жены.

Среди тех, кого Елена сделала своими данниками, оказался некий дворянин из Гренады, который превзошел всех остальных соискателей безмерной любовью и расточительностью. Он происходил из столь знатной семьи, что его родословная, возможно, находилась в архивах главного города Иудеи, и люди, обладавшие особыми познаниями относительно его рода, уверяли, что предки его заведовали канцелярией Иерусалимского судилища до и после Каиафы. Любовь к Елене побудила его извлечь в короткое время великое множество пистолей из тайника, куда он прятал их прежде, один за другим. Вскоре дом Елены был обставлен лучше всех домов Мадрида. Карета подавалась каждое утро к ее подъезду, ожидала ее приказаний и до ночи находилась в ее услужении, причем Елене не приходилось заботиться о прокорме лошадей. Этот щедрый любовник взял ей на круглый год ложу в театре, и не проходило дня, чтобы он не устроил какого-нибудь великолепного пиршества для Елены и ее приятельниц в загородных домах, расположенных в окрестностях Мадрида. Монтуфар как нельзя лучше удовлетворял там свою природную прожорливость и, одетый подобно принцу и купаясь в деньгах, как откупщик, каждый день ел по-французски и пил по-немецки. Он вел себя весьма угодливо по отношению к тароватому уроженцу Гренады и не скупился на благодарность судьбе, но ветер внезапно переменился и нагнал ужасную бурю.

Елена позволяла навещать себя некоему юноше, одному из тех городских храбрецов, которые никогда не бывают храбрыми в открытом поле, живут за счет какой-нибудь несчастной, угнетаемой ими куртизанки, каждый день ходят в театр, чтобы учинять там шум, и каждую ночь изгибают свои шпаги, зазубривают их о стены, клятвенно уверяя утром, что они яростно дрались со своими врагами. Монтуфар несколько раз замечал Елене, что это бесполезное знакомство ему не нравится. Она не прекращала его, несмотря на все, что говорил ей на этот счет Монтуфар. Он счел себя оскорбленным и в отместку подверг Елену такому же наказанию, какое она и покойная Мендес понесли некогда в горах Бургоса. Елена притворно выразила готовность помириться, но решила отомстить. Чтобы вернее достичь своей цели, она в продолжение недели усиленно осыпала Монтуфара ласками, и он не сомневался больше, что она из тех женщин, которые обожают своих тиранов и жестоко обращаются со своими поклонниками.

Однажды, когда уроженец Гренады должен был ужинать с ними, но по причине неожиданно подвернувшегося ему дела не смог докончить превосходное угощение, заказанное им для них, Монтуфар и Елена выпили вдвоем за здоровье того, кто делал им столько добра. Монтуфар напился по своему обыкновению, а под конец ужина захотел отведать ароматного ипокраса, присланного уроженцем Гренады в довершение всего прочего. Осталось доподлинно неизвестным, подмешала ли в бутылку Елена, откупорившая ее перед ужином, какое-нибудь вредное снадобье. Как бы то ни было, осушив ее, Монтуфар вскоре почувствовал в кишках странное жжение, а затем невыносимые боли. Он заподозрил отраву и кинулся за своей шпагой, а Елена кинулась к дверям, чтобы уклониться от его ярости. Монтуфар побежал в ее комнату, думая, что она спряталась там, и в бешенстве разыскивая ее, пиподнял стенной ковер и обнаружил молодого любезника Елены, который проткнул его своей шпагой. Монтуфар, полумертвый, схватил его за горло; на крик челяди, поднявшей дьявольский шум, в дом вошла королевская полиция как раз в ту минуту, когда убийца намерен был скрыться, прикончив Монтуфара ударом кинжала.

Между тем Елена, выскочив на улицу и устремившись сама не зная куда, вбежала в первую дверь, которая оказалась открытой. Она увидела свет в низкой зале и расхаживавшего там кавалера. Она кинулась ему в ноги, прося у него помощи и защиты, и весьма удивилась, признав в нем дона Санчо де Вильяфаньян, который не менее удивился, признав в ней кумира своего сердца, явившегося ему в четвертый раз. Дон Санчо незадолго до того поссорился со своей женой, добившейся по суду раздельного от него жительства и владения имуществом вследствие его дурного обращения с