Миленький ты мой - Мария Метлицкая

И еще: он – мужик, я – женщина. Я на все готова, на все. Сдвинуться с места, поменять свою жизнь. Лишить себя привычных удобств. Хорошей работы. Воспитать его дочь. Любить его вечно. Быть ему верной и все разделить. Но я не готова делать ему предложение! Предложение – привилегия, извините, мужчин.

И снова все пошло по-старому. Нет, все было хорошо и даже отлично. Но… мы ведь давно не подростки, и вся эта жизнь, с ее прогулками по вечерам, бестолковым сидением в кафе, на скамейке у дома, в чужих подъездах… Все это было довольно мило в первые месяцы…

В школе, конечно, все знали о нашем романе. Но особенно не судачили. А может, судачили, но без меня. В конце концов, мы оба были свободными, семей ничьих не разбивали, сердец тоже, чужих супругов не уводили. Что нас обсуждать? Да и Дину и ее отца все жалели. Интереснее было обсуждать личную жизнь нашего завуча, Дины Михайловны. А там все бурлило и пенилось! Только пахло паршиво… с душком была эта история. Народ разделился пополам: кто-то осуждал ее мужа-гуляку и жалел Дину, а кто-то жалел полюбовницу Марину, родившую директору сына. А решения директор по-прежнему не принимал. Чего тянул – непонятно. И чего тянула гордая Дина? Тоже не ясно. Женщина красивая, гордая, умная. Зачем ей все это? Может, любит его? Так любит, что готова простить? Или готова терпеть, лишь бы он не ушел? Одни догадки… А Дина Михайловна была по-прежнему холодна, неприступна, и что творилось у нее в душе – никто не понимал. Красивая, с ровной спиной и холеными руками с безупречным маникюром, с изысканной стрижкой, в заграничных шмотках, на высоченных каблуках. В ушах бриллианты. И аромат французских духов тянулся шлейфом за ней по коридору. Все ясно: прошла Дина!..

Я часто думала о том, как ей, наверное, плохо. Одной, в огромной, красивой и пустой квартире. Среди заграничной мебели, хрусталя и картин. Среди ковров и деликатесов. Я представляла, как она, не зажигая света, бродит босиком по коврам и вглядывается в черноту ночи – прислушивается, не остановится ли у подъезда машина и не хлопнет ли дверь подъезда. Не приехал ли ее блудный муж? А раз уж приехал – значит, дома ему все-таки лучше, чем там? Невзирая на молодость той, невзирая на их общего сына. Значит, он хочет домой? Значит, здесь его дом, а вовсе не там? Значит, он… нуждается в ней? Значит, просто так сложилось, и он ее не… разлюбил? Ну, до конца? Бывает же так: рожает молодая девка от солидного и небедного мужика, правда? Чтобы обеспечить будущее свое и своего… выблядка. Пользуется тем, что жена не смогла. А у нее получилось! Легко, без проблем. Мерзкая молодая тварь, здоровая кобыла! Решила, что перепрыгнешь? Меня перепрыгнешь, Дину? Ан нет! Не получается, да? То-то! И вообще… мы еще посмотрим. Мы поглядим, кто кого!

Так думает Дина. Я хорошо представляю все ее мысли. Я тоже кое-что испытала и кое-что поняла. Прочувствовала, как это, когда тебя предают. Врагу не пожелаешь… Хотя почему же? Разве я не желала зла этой тихой и бледной Маше? И ему, моему бывшему мужу? Разве я не хотела, чтобы им было так же больно, как мне? Очень даже хотела! И мне не стыдно в этом признаться. Себе…

А для Валентина я останусь «святой и непорочной Лидой» – так будет правильней. И мои «бесы» останутся только со мной.

И все было по-прежнему. К лету я совсем раскисла. Время шло, а ничего не менялось. Нет, у нас все было прекрасно! Валентин был со мной нежен, и я чувствовала его любовь. Но вот шататься по подворотням мне надоело.

И тогда я сама завела разговор. Он молча выслушал меня, согласился и сказал, что надо «начинать».

– Начинать что? – усмехнулась я. – Мы разве еще не начали?

Валентин был серьезен.

– Начинать новую жизнь! – строго сказал он. – Совместную, Лида!

И я затрепетала, словно школьница. Словно семиклассница, влюбленная в первый раз. Он решил: у нас будет семья!

Аплодисменты! Фанфары и туш!

И мы стали обсуждать проблемы насущные: снять квартиру или полдома, сделать, если нужно, кое-какой ремонт. Комнат точно должно быть две: наша и Дианина. Наконец, объясниться с тещей и… зажить счастливо и навсегда!

Я выдохнула и подумала, что было бы, если бы я не начала разговор?

Ну да ладно! В конце концов важен результат! А что все мужики – народ нерешительный, так это я давно поняла.

Мы стали искать жилье. Нашли – полдома в слободке, на окраине, недалеко от домика тетки Моти. Во второй половине жил хозяин – дед Антон, одинокий вдовец. Тетка Мотя сказала, что дед не вредный и жить «нам даст». Денег он попросил немного – мы потянули. А вот жилье оказалось совершенно запущенным: выцветшие, белесые обои свисали со стен рваными клочьями. Куски потолка, оклеенного белой бумагой, со временем ставшей желтой, с грязными разводами и засохшими трупами комаров и мух, то и дело «падали» на голову. Мебели почти не было: колченогий стул, пара табуреток и стол, накренившийся набок. На потолке – лампочка Ильича. Ни холодильника, ни нормальных кроватей, ни белья, ни посуды – ничего! Туалет, правда, в доме. И вода. Ну что ж… Мы решили дом брать. Из хорошего, у деда был прекрасный сад – с грушами, яблонями и вишнями. Как Дине там будет здорово играть! – подумали мы и решились облагораживать эту нору.

Ну и принялись за дело: купили обои и краску, новый линолеум, новую плиту, взяли в кредит холодильник. Подклеили, побелили, настелили. Отмыли и оттерли. Купили дешевую люстру, пару кастрюль и сковородок, чайный сервиз и обеденные тарелки. Шторки и два дивана: маленький – девочке, побольше – нам. Оставались еще телевизор и письменный стол – для меня и Дианы. Ну и гардероб. Но денег уже не хватило, и потому с гардеробом и столом решили подождать. На улице лето, каникулы, а к осени купим!

Я наводила чистоту и уют. О, с каким удовольствием я это делала! Навешивала в комнате Дианы картинки, пришивала к занавескам цветное кружево, положила коврик с кисками у ее дивана. Словом, я очень старалась. И делала это от всего сердца и всей души! Строила наш с Валентином дом – наш общий и первый дом. Дом для нашей семьи.

Бабе Моте я сказала, что съеду в конце августа – как раз, когда закончим наши переделки и обустроимся. Она поплакала, погоревала и попросила навещать ее. Однажды, на базаре, я поймала на себе взгляд: на меня смотрела пожилая и незнакомая женщина. Посмотрела внимательно, настороженно и отвернулась. Я мельком взглянула на нее и тоже отвернулась. И лишь спустя пару минут поняла: эта женщина – Дианина бабушка и Валентинова теща. Вот кто так внимательно меня изучал! Вспомнила, что смотрела она недобро, с прищуром. Впрочем, ее можно понять: у ее внучки появилась мачеха. А что из этого выйдет – не знает никто.

Даже я, если честно… Все-таки я немножко боялась… Да что там – немножко! Я БОЯЛАСЬ! И вообще, я давно боялась всего – любых отношений. Хорошего отношения ко мне – не очень красивой, бедной, одинокой, когда-то покинутой женщине – боялась. Меня можно любить? Или так – полюбить? И все мои жуткие комплексы, «дарованные» Полиной Сергеевной и моим бывшим мужем? Значит, есть во мне червоточинка? Да нет, не червоточинка – огромный и жирный червь, живущий глубоко внутри меня. И этот червь очевиден! Первой его заметила дорогая Полина Сергеевна. Ну и последователь ее, так сказать, – мой бывший муж Димка. Разглядели они ущербность – сначала в маленькой девочке, а потом и во взрослой девушке. Обнаружили. И решили держаться подальше.

А он, Валентин? Не заметил? Или пока не заметил? То есть все впереди?

Боже, как страшно… Как же мне стало страшно и плохо…

И я снова стала бояться себя…

Я пыталась разубедить себя. Я себя уговаривала. Разглядывала в зеркало и шептала, что я – милая и приятная женщина. Я симпатичная. У меня хорошее лицо, славная улыбка и глубокие глаза. Так говорил мой любимый учитель. В конце концов, я не спилась, не опустилась. Вытащила себя из глубокой и вонючей ямы. Выстояла, разгребла кучу камней, под которыми была почти что погребена. Отползла, отдышалась и – я снова живу! Я – живая и готовая к счастью! И я, в конце концов, никому не делала плохо.

К середине августа мы наконец съехались. О, как я была оглушительно счастлива! Я просыпалась очень рано, зажмуривала глаза от утреннего солнца, бьющего в маленькое окно, и осторожно касалась губами плеча Валентина. А вдохнув его аромат (божественный аромат тела любимого!), я осторожно вставала с кровати – не дай бог его разбудить! – и кралась на кухню.

Ставила чайник, выскакивала в сад – босыми ногами, по росе, немного прохладно, щекотно и очень приятно, – поднимала с мокрой земли розовощекие яблоки и бежала обратно.

Быстро, очень быстро разводила в миске тесто на оладьи – жидкое, как сметана. Крошила туда кусочки яблок и ставила на огонь сковородку. Оладьи шипели, пузырились, румянились – и по кухоньке плыл сладкий аромат штрифеля и запеченного теста.

Закипал чайник, а в миске уже высилась горка оладьев. Я бежала к Дине и садилась на край ее тахты. Я дула ей на ресницы, и они, длиннющие и густые, вздрагивали и начинали трепетать. И девочка моя мне улыбалась!