Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

тогда как сама возвратилась в трапезную - сообщить архиепископу Кентерберийскому и лорду Говарду, что ее маленький брат поедет с ними.

Сейчас Бесс остановилась, глядя через восточное окно трапезной, как Дикон выходит на двор аббата. Он подпрыгивал подобно резвому жеребенку, умудрившись запутать архиепископа Кентерберийского в прикрепленном к ошейнику своего пса длинном поводке,. Бесс усмехнулась, но ее улыбка погасла, когда взгляд окинул всю комнату. Из двери, ведущей на кухню, появилась четырехлетняя сестренка Екатерина. Девочка зажала в ладошке засахаренные апельсиновые корочки, что не мешало малютке стараться удержать крайне раздраженного серого котенка. Старшая сестра вздохнула, им всем следовало уйти с Диконом. Каким-либо образом необходимо заставить матушку понять это, необходимо- Бесс услышала, как ее окликнули и, обернувшись, заметила стоящего на пороге Джона Говарда.

'Есть здесь какое-нибудь место, где возможно поговорить с глазу на глаз?'

Бесс кивнула. 'Если хотите, пойдем в Иерусалимскую палату'.

Ее обрадовало, что Джон Говард задержался перемолвиться, она питала к нему огромную симпатию, Джон был другом отца, отличался грубоватой прямолинейностью в разговоре и очень походил на старшего дядюшку. Бесс относилась к нему именно так, в отличие от ее родных дядей. Она не испытывала привязанности ни к одному, из братьев матери, в глубине души даже немного стыдилась нелюбимых народов родственников Вудвиллей, предпочитая думать о себе, как о представительнице рода Плантагенетов. Среди братьев отца девушка никогда не любила дядю Джорджа и, хотя Дикон всегда являлся ее любимым членом семьи, она ни разу всерьез не считала его дядей. Слишком молод он был для этого, всего на тринадцать лет старше племянницы. Но Джон Говард всецело отвечал требованиям Бесс, пусть и напуская на себя не терпящую легкомыслия резковатую манеру, но, она чувствовала, втайне наслаждаясь обращением как к дяде Джеку.

Сейчас Джон не создавал очень благостного впечатления, глядя крайне встревоженно. 'Твой дядя попросил меня побеседовать с тобой', - буркнул он внезапно. 'Есть нечто, что ты обязана знать, девочка. Стиллингтон собирается выступить перед заседанием Совета после полудня, значит, в Вестминстере все будет известно к вечеру, а Дикон не хочет, чтобы ты услышала это таким образом, узнав перетолкованные отчеты, которые принесут лишь больше горя'.

'Мне не нравится, как это звучит', - обеспокоенно произнесла Бесс.

'Понравится еще меньше, когда я закончу', - угрюмо пообещал Говард, 'но тут ничем не помочь, Бесс. Тебе следует знать. Это относится к твоему батюшке. Все мы рождаемся, чтобы грешить, все имеем какие-то слабости. Слабостью твоего батюшки являлись женщины. Прости мне такую откровенность, но иначе я не умею. Он согрешил, женившись на твоей матери и причинив ей боль, только умножившуюся в отношении тебя, твоих братьев и сестер. Эдвард не был свободен, девочка. Более, чем за два года до церемонии его венчания с твоей матушкой в Графтон Мэноре, он обручился с другой девушкой. С леди Элеонорой Батлер, дочерью графа Шрусбери. Они произнесли свои обеты перед Стиллингтоном, и чтобы заставить его молчать, твой батюшка назначил старика канцлером. Он больше двадцати лет держал язык за зубами, зная о юридической неправомочности брака и о-'

К Бесс наконец вернулся голос. 'Господи на небесах, о чем вы говорите? Что батюшка обручился с этой...этой Элеонорой Батлер, а потом женился на матушке, прекрасно зная о статусе незаконнорожденных для детей от подобного союза? Вы хотите, чтобы я этому поверила? Поверила, что батюшка так со мной поступил, так с нами со всеми поступил?'

От ее прорезавшегося вскрика Говард вздрогнул и потянулся к девушке, но она отпрянула, покачав головой.

'Нет...я не верю этому! Папа бы никогда этого не сделал, никогда!'

'Бесс...'

'Нет!' Девушка продолжила отступать, но споткнулась, ничего в тумане слез не видя. 'Это неправда! Неправда!'

Сесилия перевязывала носовой платок, дергая его дрожащими пальцами и туго скручивая, почти до тонкости линии жизни.

'Бесс...Бесс, не могли ли мы ошибаться в отношении дяди Дикона? Не мог ли папа ошибиться, так ему доверяя? Не извлекает ли он выгоду от этой лжи, ведь тогда перед ним принадлежащий Эдварду трон?'

'Нет!' - яростно и почти отчаянно ответила Бесс. 'Не могу поверить такому о нем, Сесилия, не могу! Наверняка Стиллингтон как-то убедил Дикона в истинности своих слов. Поверить противному - что он заставил состряпать подобный навет, лживо присягнуть в нашей законнорожденности, чтобы стать королем...' Звук ее голоса прервался.

Сесилия не обладала уверенностью Бесс, она являлась страстной любительницей чтения, а мировая история сочилась рассказами о достойных людях, не сумевших устоять перед соблазном золотого блеска короны. Но ей хотелось верить, необходимо было верить в лучшее, также сильно, как и сестре. Если папа мог так ошибиться в дяде Диконе... Мысль пугала.

'Надо сообщить матушке', - хрипло сказала она. Бесс кивнула.

Елизавета поднялась, только чтобы попрощаться с сыном, после чего вновь легла. Она была облачена лишь в сорочку, светлые волосы лежали на спине не расчесанными и спутавшимися, демонстрируя безошибочно распознаваемые седые пряди. Дочерям, выросшим на примере безупречной красавицы, холодной, изысканной и совершенной, словно обработанная ювелиром слоновая кость, эта изможденная женщина средних лет казалась незнакомкой, слушающей их с равнодушным молчанием, даже почти не замечающей.

'Мама? Мама, вы понимаете о чем я говорю? Мама, они хотят лишить Эдварда короны!'

'Да, Бесс, я с первого раза тебя услышала'. Елизавета медленно села, приложила пальцы ко лбу и сморщилась. 'Сесилия, принеси мне тот стеклянный флакон. В нем находится розовое масло. Голова раскалывается'.

Ожидая истерических припадков, гневных всплесков и слез, Бесс и Сесилия не верили этому почти безразличному и пугающему бесстрастностью согласию. Сесилия послушно принесла флакон, примостилась рядом с матерью и начала втирать душистое вещество в виски Елизаветы. Бесс устроилась на другой стороне кровати. 'Мама, мне кажется, что я помню, как епископа Стиллингтона посадили под стражу вскоре после казни дяди Кларенса. Не похоже ли, что он затаил за это на папу обиду? Подобное толкование объяснило бы причину сочинения им такой истории, как и причину...'

Елизавета откинулась на подушки. 'Роберт Стиллингтон, епископ Бата и Уэллса. Я пыталась сказать Неду, все сделала, только на колени перед ним не падала. Прислушался он ко мне? Нет...Сказал, что не хочет иметь на руках кровь Стиллингтона. Еще сказал, что нам нечего