Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

возьмемся”. — “Неужели вам не жалко Высоцкого?” — удивилась я. “По-человечески мне его жалко, — признался следователь. — Но он же подрывает советскую экономику”. <.. > Но, когда Высоцкий умер, я совершенно не удивилась. <.. >. Все стали охать и ахать. А я сказала: “Может быть, так лучше”. Потому что над ним уже реально нависла угроза ареста»1441.

Похожую историю рассказал религиозный деятель Борис Перчаткин — в своих воспоминаниях о допросе в Лефортово, который вел начальник следственного отдела, полковник КГБ Анатолий Истомин: «Он включил магнитофон с записями Высоцкого.

— Знаком с Высоцким?

— Нет.

— Так он же из вашей кампании, вы все одной веревочкой повязаны, идеи вас одни объединяют. Кстати, я его допрашивал. От лагеря его смерть спасла.

— А может, вы ему помогли, чтобы он в лагерь не попал?

— Ну, с твоей стороны, это логично»12142.

Сожаление полковника КГБ Истомина «От лагеря его смерть спасла» напоминает реплику следователя Владимира Ралдугина из воспоминаний барда Александра Новикова, арестованного 5 октября 1984 года: «Полковник-кагэбэшник толково объяснил мне на допросе: “Мы Высоцкого упустили, но тебя не упустим, второй такой ошибки не сделаем”»1443.

Поэтому и волки «смирились, решив: все равно не уйдем!» («Конец охоты на волков»), и сам поэт понимал, что «погибель пришла, а бежать — не суметь!» («Погоня»). Причем если волки говорят про себя: «Кровью вымокли мы под свинцовым дождем», — то и в стихотворении «В стае диких гусей был второй…» лирический герой тоже «вымок кровью»: «Гусь истек и иссяк — / Тот, который сбивал весь косяк».

Сравним также строки «Хоть он первый, хоть двадцать второй — / Попадет под стволы» с «Маршем футбольной команды “Медведей”»: «В тиски медвежие / К нам попадет любой». Об этой же всеобщей обреченности идет речь в следующем стихотворении 1979 года: «А мы живем в мертвящей пустоте <.. > И те. кто первые, и люди, что в хвосте». Попасть в тиски или под стволы — это все равно, что оказаться в мертвящей пустоте, поскольку итог будет один — смерть.

В данном контексте необходимо сопоставить стихотворение «В стае диких гусей был второй…» с «Побегом на рывок» (1977).

Если в стихотворении «второй», то есть alter ego автора, «всегда вырывался вперед», то и в песне он предпринял со своим напарником побег на рывок.

В обоих случаях герои подвергаются уничтожению из ружей: «.Лихо бьет трехлинейка» = «Мечут дробью стволы, как икрой»; «Но поздно: зачеркнули его пули» = «Так всё время — под пули от вьюг» /5; 582/. Тех же, кто был убит, доедают собаки, [1628] [1629] являющиеся помощниками власти (стрелков): «Псы покропили землю языками / И разбрелись, слизав его мозги» = «Там, внизу, всех нас — первых, вторых — / Злые псы подбирали в реке» (здесь псы названы злыми, а в «Побеге на рывок» — бесноватыми).

Поэтому герои обречены: «Нет — всё тот же конец» (АР-4-10) = «И крои не крои — тот же крой» (АР-4-42)[1630]; «Но свыше — с вышек — всё предрешено» = «И кого из себя ты ни строй — / На спасение шансы малы»; «Нет, всё тот же конец — / Зверь бежал на ловца, / Снес прикладом ловец / Беглецу пол-лица» (АР-4-10) = «Хоть он первый, хоть двадцать второй — / Попадет под стволы» (сравним также тезис всё предрешено с комментарием Высоцкого к своей роли Гамлета: «А эпиграф “Но продуман распорядок действий…” — это самое главное в этом спектакле, потому что всё заранее предрешено, всё известно — чем это кончится»[1631]).

Одновременно с «Побегом на рывок» шла работа над «Охотой с вертолетов», который также имеет много общего со стихотворением «В стае диких гусей…».

В первом случае герои «вымокли… под свинцовым дождем», а во втором говорится о «.дожде из дроби»: «Мечут дробью стволы, как икрой», — в связи с чем возникает мотив безнадежности ситуации: «И смирились, решив: все равно не уйдем!» = «Да пойми ты, что каждый второй / Обречен в косяке!».

В обоих произведениях лирический герой является вожаком стаи: «И вожак я не с волчьей судьбою» /5; 534/ = «Вожаком у них этот второй» /5; 583/ (этот же мотив встречался в стихотворении «Я был завсегдатаем всех пивных…»: «Они — внизу, я — вышел в вожаки» /5; 341/), — и совершает нечто из ряда вон выходящее: «Я был первым, который ушел за флажки» (АР-3-22) = «Тот, который всё рвался вперед» (АР-442) (кстати, в основной редакции «Конца охоты» о герое тоже говорилось в третьем лице: «Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки»). А сюжет посвящен охоте: «Конец охоты на волков» = «Но в охоте одной / Только кто с головой / Остается живой» (АР-4-42), — поскольку и волчью стаю, и стаю гусей уничтожают стрелки и их помощники — собаки: «Появились стрелки, на помине легки» /5; 212/ = «…Чтоб стрелок посчитал его первым / И не стал убивать» (АР-4-44); «Свора псов, со стаей не вяжись <…> Ах, люди как люди — премудры, хитры» (АР-3-26) = «Там, внизу, всех нас — первых, вторых — / Псы и люди ловили в реке» /5; 584/; «Новое дело — нас убивают» (АР-3-30) = «Все равно — там и тут / Непременно убьют» /5; 579/; «Я скакнул было вверх…» /5; 535/ = «Всё мощнее машу: взмах — и крик / Начался и застыл в кадыке» /5; 580/; «.. но обмяк и иссяк» /5; 535/ = «Гусь истек и иссяк» /5; 580/; «Схлопотал под лопатку и сразу поник» /5; 535/ = «Но когда под крыло его сбили…» /5; 581/; «Вот у смерти — красивый, широкий оскал» = «Что “во первых” я смерти желал / И, как все, не желал “во вторых”» /5; 578/; «Разбросана и уничтожена стая» (АР-3-34) = «Там, внизу, всех нас — первых, вторых — / Злые псы подбирали в реке» /5; 580/; «Улетающих — влёт, убегающих — в бег» = «Влёт глотать эту гладь, / Зная всё, и плевать, / Что живым будет только второй» /5; 584/.

Что же касается темы «прерванного полета», то она была представлена уже в черновиках песни «Спасите наши души» (1967): «Прервемся во цвете, но лучше при свете» (АР-9-122). Далее — в черновиках «Баллады о гипсе» (1972): «Я недопел, я потерпел фиаско», «Недобежав. я потерпел фиаско» /3; 186/, - что дословно повторится в «Прерванном полете» (1973): «Он начал робко