Повести - Юрий Алексеевич Ковалёв

с похмелья голова трещит... Жмите до него... Вас теперь как раз трое будет. А арифметика простая — «3 на 7» — и бобик сдох!

— И лапки кверху... — пропищал сквозь смех Шин.

— Ну, ладно вам, — одернул товарищей Сиротин, — день только начался, а вы уже в своей таблице умножения упражняетесь! Хоть бы постеснялись свежего человека, — кивнул на Григория.

— А его душа, что? Не приемлет божеский напиток? Может, он в ангелочках ходит? Ну-ка, Шин, пощупай, крылышки у него не прорезаются?

Шин послушно потянулся к спине Григория.

— Что-то вроде прощупывается.

— У таких, как мы, — обнял Сиротин Григория и Леку за плечи, — скорее чертов хвостик вырастет, чем ангельские крылышки. Откуда крыльям взяться, когда мы огонь, воду и медные трубы прошли? А, фронтовичок? — И, не ожидая ответа, потянул ребят к столовой. — Пошли, а то нам каши не достанется. А шофер — что солдат: без каши ни шагу. Пока миску не опрокинет — заводную ручку не повернет...

Есть Григорию не хотелось, но отказываться он не стал, когда Лека принес каждому по огромной миске гуляша с перловой кашей.

— Нашему брату всегда с запасом надо заправляться, — подмигнул он Григорию. — Станешь где-нибудь в горах и будешь куковать... Шину хорошо, он на одной травке прожить может. А мне давай сало с салом!

— Было у меня такое однажды, — отложив ложку, вспомнил Григорий злосчастную поездку с Левой Гойхманом за картошкой. — И куковал, и дрожжи продавал, и сырую картошку грыз...

— А ну, расскажи, интересно, — поглаживая лицо, попросил Сиротин.

Григорий не заставил себя упрашивать.

— Так ты до нашей конторы в сельпо работал? — уставился на Григория Лека.

Корсаков утвердительно кивнул. Лека посмотрел на Григория, словно на выходца с того света, и грохнул ложкой по столу.

— Нет, вы только возьмите его за рупь двадцать! Мужик всю дорогу возил харчи, шмотки — и рванул когти сюда... По булыге соскучился! Нужно быть фрайером законченным, чтоб шило на мыло, а мыло на швайку менять! Там же у тебя калым сам в руки просился: «Дяденька, возьми, пожалуйста», — прогнусавил Лека, скорчив жалобную мину. — Верные полбанки с закусем на каждом повороте. Эх, темнота!

Шин прыснул в кулак, глаза его совсем скрылись за припухшими веками.

— Ну, что ты за человек, Лека? — развел руки Сиротин. — У тебя все счет на калым да на полбанки...

— Извиняйте, товарищ хороший, — явно издеваясь, залебезил Лека, — не всем же быть такими идейными, как вы. — И наклонился к Шину. — Ни есть, ни пить не будет, —хитро подмигнул он в сторону Сиротина, — все о нас с тобой печется. И копейки лишней не возьмет! За одну идею готов трубить-вкалывать от петухов до петухов!

Сиротин недовольно покосился на Леку.

— Пошел, пошел на красный свет, не остановишь! Ты помолчать можешь хоть минуту? Человеку слова не даешь сказать. А может, у него другие причины были? Хочешь — не хочешь, а оставаться нельзя!

— Ну, если так только, — протянул Лека. — А по-другому — никакого оправдания нет.

— Может, что по женской части случилось? — расплылся в улыбке Шин. — Жены — они сейчас такие! Чуть что — «телега» прокурору! А тому только дай бумагу в руки — с ходу статью прилепит!

Григорий весело рассмеялся.

— Да бросьте вы, ребята, ерунду пороть! Никаких дел за мной нет, и от знакомства с прокурором бог пока избавил! Не захотел быть арбакешем, к настоящему делу потянуло, к большому... Вот я и приехал сюда. Когда же и развернуться-то еще, как не в наши годы!

— А калымить там можно было? — не унимался Лека.

— Наверное, можно, — усмехнулся Григорий. — У нашего экспедитора Левы была любимая поговорка: «Лучше иметь семь галстуков и восемь костюмов, чем двадцать семь галстуков и ни одного костюма».

— Вот дает мужик прикурить! — заржал Лека. — Видать, знал дело!

— Лева утверждал, что на такой работе можно заиметь и на галстуки, и на костюмы.

— И ты фрайернулся? — недоверчиво поглядел на Григория Лека. — Хочешь мне козу заделать, сказать, что не брал?

— Не брал! — отрезал Григорий. — Не брал! И спал по ночам спокойно, и чужие трешки-пятерки мне руки не жгли!

Шин даже присвистнул от удивления.

— Мне сразу показалось, что ты свой парень, — доверительно заговорил Сиротин, накрывая широкой ладонью сжатую в кулак руку Григория. — Честный, не продажный. Вот таких-то нам и нужно побольше!

Ты давай к нашей компании прибивайся, не пожалеешь. У нас друг за друга в огонь и в воду полезут. Правильно я говорю, ребята?

— А то! — хмыкнул Лека. Шин затряс головой в знак согласия.

— Коллектив начинается с человека, — продолжал Сиротин. Лицо его чуть покраснело, спрятались рябинки. — Какие люди — таков и коллектив! Я днем и ночью мечтаю сколотить такой коллектив, чтобы ни один черт на хромой козе к нам подъехать не смог! Будет у нас дружба — все будет!

— Не подходите близко! — прищелкнул языком Лека.

— Не подпустим! — поддакнул Шин.

— Давай, жмись к нам поближе! И Ивана тяни до нас, — похлопал Сиротин по руке Григория. — Нам хороший народ очень нужен, чтоб с супостатами драться! Хочешь, мы тебе на автобус поможем перебраться? Ни пыли тебе, ни бездорожья! Один-два рейса сделал — оно и Вася!

— Рубль в сумку — два в карман! — ткнул Лека в бок Григория. — И у самого нос в табаке, и у друзей от хмельного усы мокрые!

— На автобус я не пойду! — решительно проговорил Григорий. — Зачем? Опять в арбакеши подаваться? Я хочу настоящей работы! Настоящего дела! Я и приехал сюда, чтобы своими руками что-то сделать, и своими глазами увидеть сделанное! Вот я возил щебенку на отсыпку железнодорожной ветки, а в субботу по ней первая «кукушка» прошла. Так этот маневровый паровозик мне родней родного показался. Идет-то он по моей дороге! — хлопнул себя в грудь Корсаков. — Он во весь голос кричит от радости, что на простор его люди выпустили, и мне хочется, как пацану, шапку в небо кидать! А берега какие речке насыпаем! — оглядел Григорий соседей по столу. — Может, тысячи