Повести - Юрий Алексеевич Ковалёв

Хочет всю автобазу под себя подмять! — выпалил Иван, любуясь произведенным впечатлением.

— Если уж такая тайна и существует, — расхохотался Корсаков, — то, в первую очередь, для меня. Вот убей! — пристукнул себя в грудь кулаком Григорий. — Первым ты мне приподнимаешь над ней завесу.

— Ладно, ладно, — отвел его руки Голованов, — пошли завтракать. На голодный желудок с тобой трудно разговаривать, измором возьмешь...

— А теперь давай серьезно, — обхватил Иван ладонями стакан с чаем. — Такое намерение действительно есть у начальства — перевести тебя в отдел эксплуатации.

— Ты это серьезно? — сдвинул брови Григорий.

— Вполне. Своими ушами слышал.

— А теперь теми же ушами меня послушай, — скатывая в шарик крошки, заговорил Григорий, — поскольку ты сейчас говоришь на полном серьезе.

Иван кивнул головой.

— Я приехал сюда, — продолжал Григорий, — чтобы своими собственными руками строить город, комбинат, железную дорогу — все, что здесь должно быть построено. И строить не из окна конторы, а, на худой конец, из кабины самосвала...

— А на хороший? — поднял брови Иван, отчего его полное лицо приняло недоуменно-детское выражение.

— На хороший? — переспросил Григорий. — На хороший... Я бы прямо сегодня пересел на экскаватор. Понимаешь, Ваня, — чуть помолчав, продолжал он, — на стройке все люди важны и нужны, и все специальности тоже нужны и важны. А есть самые важные и самые нужные... Это, понимаешь, как в авиации! — рубанул рукой Григорий. — Там тоже каждый важен на своем месте. Но, если ты не летаешь, на нашей солдатской бирже цена тебе ровно вдвое меньше...

Голованов хотел что-то возразить, но Григорий сделал нетерпеливый жест рукой.

— Нет, нет, ты не так понял! Дело совсем не в этих расценках, которые так, к слову пришлись. Дело совсем в другом! Я считаю, что если уж служить в авиации, то только летать, если менять лицо земли, то сам вороши ее, выворачивай наизнанку. Мы с тобой шоферы тоже, как говорят, не последняя спица в колеснице, но перед экскаваторщиком я все равно снимаю шапку...

— Собственно говоря, он тоже может ее снять перед тобой. Лазить по горам на колесах — это, брат, не увеселительная прогулка... Но давай этот разговор на потом оставим, давай вернемся к твоей карьере, — подмигнул другу Иван и прижал к столу руку Григория, пытавшегося что-то сказать.

— Теперь ты, Гриша, помолчи, меня послушай! Начали мы разговор в шутку, а кончать его нужно серьезно. И я тебе прямо скажу, — повел подбородком Иван. — Ты должен будешь перейти в контору, как ты сам называешь отдел эксплуатации. Должен, — повторил он, видя недоумение на лице Корсакова. — Пересядешь или не пересядешь ты в кабину экскаватора — это дело будущего. А порядок на автобазе нужно наводить уже сейчас. На твоей бирже, о которой ты говорил, как раз нашей работе полцены и ни копейкой больше. А нужна красная цена! Кто ее выторговывать будет? Сами же мы! Ты старое начальство на автобазе застал?

— Если и застал, не помню, — неохотно отозвался Григорий.

— А я и застал, и помню, — в голосе Ивана зазвучала злость. — И мне этот купеческий разгул с машинами вместо рысистых троек и сейчас еще в горле стоит! Хотя и погнали всех этих купчиков поганой метлой...

— А о новом «хозяине» ты что скажешь? — перебил Голованова Григорий.

— О нем пока ничего не могу сказать, — пожал плечами Иван. — Видел мельком раза два-три, разговаривать и того меньше приходилось. Вот и все знакомство. Да что говорить о нем? Сам о себе расскажет. Разговор сейчас о тебе идет, Гриша. Подумай — и решай! А сейчас пошли! — решительно поднялся Иван и зашагал к машине.

Григорий последовал за ним.

С тех пор как в недолго пустовавшем кабинете водворился новый хозяин, дверь в приемную почти не закрывалась. И у всех был один и тот же вопрос: как «новый»? А что им могла сказать секретарь? Что он «молчалив, седой, среднего роста, в очках и страшно вежливо разговаривает. Не в пример прежним директорам...»

Но ведь директор — не девушка на выданье, и описание его внешности никому не нужно. Всех интересовало другое: куда и как он поведет дело? Будет тянуть линию своего предшественника или новая метла начнет мести по-новому?

Из четырехсот с лишним человек, работавших на автобазе, были такие, что исколесили всю страну: «крутили баранки» на Дальнем Востоке, на Кольском полуострове, на целине, на Кавказе. И, по их словам, они знали «назубок, как таблицу умножения», всех старых автомобилистов. Но об Анатолии Петровиче Киселеве даже «слыхом не слыхали»...

Приехал «новый» из Сибири, где работал на автобазе в каком-то большом геологическом тресте. Вот и все сведения. Попробуй сложи из них мнение о человеке, с которым тебе придется работать!

Ничего определенного не могли сказать о нем ни главный бухгалтер Авруцкий, ни председатель месткома Трофимов, с которыми у директора была беседа в первый день. А потом они долго бродили по территории автобазы, побывали в мастерских, на складе запасных частей, пообедали в столовой.

— Ходит, молчит, блестит своими очками, ничего не говорит, не записывает, — рассказывал вечером Авруцкий. — Только улыбается да песенки какие-то насвистывает. Видать, дядя себе на уме... А потом, когда мы уже ноги стали еле таскать, он говорит: «Я вас попрошу на недельку забыть, что в конторе есть директор. Действуйте, одним словом, сами, руководите, как вам совесть велит...» — и сокрушенно вздохнул: — Метла новая, а метет по-старому...

А к Трофимову, с которым директор почти целый день просидел в кабинете, шофера не решались обратиться. Его откровенно побаивались на автобазе: «Уж очень любит пытать словами человек. Все жилы вытянет!» — говорили о нем шофера.

— Наш хозяин-то больше на бумажках привык ездить. Видать, тот еще автомобилист! — шутили они, кивая на освещенные окна кабинета.

Примерно недели через три «хозяин» разыскал Григория и пригласил его с собой на «кладбище», так называли на автобазе стоянку ожидающих списания машин.

— На ходу с вами можно поговорить о деле? — спросил директор. — Кабинет и прочие атрибуты официальщины для вас не обязательны, товарищ Корсаков? — тронул его директор за локоть.

— Так же, как и такое обращение, — тронула улыбка губы Корсакова. — Меня зовут Григорием.

— Вот и отлично!