Повести - Юрий Алексеевич Ковалёв

— обрадовался директор, будто Григорий сообщил ему бог весть какую приятную новость. — Анатолий Петрович, — протянул он руку. — Будем считать, что официальное и неофициальное знакомство состоялось. Так?

— Так! — твердо ответил Григорий. — А какое дело? Снять меня с машины и посадить в контору?

— Вы уже знаете об этом? — сверкнули стекла очков. — Тем и лучше, меньше времени уйдет на переговоры. Да, мы хотим вас снять с одной машины и посадить сразу на сотню машин.

Григорий остановился.

— И с биржей вашей ничего не случится, в цене останетесь высокой, — серьезно произнес директор.

Григорий подозрительно посмотрел на него.

— Мне кажется, что разговор обо мне у вас уже состоялся?

— Состоялся, — подтвердил Киселев.

— И, конечно, там, — неопределенно мотнул головой Григорий, — вы заручились согласием?

— Заручился и там, и здесь тоже, думаю, заручусь. Ведь это нужно, Гриша, — почти просяще проговорил директор. — Нужно... Вы же сами понимаете!

— ...И вот такие молодцы в «покойничках» ходят? — спросил директор, похлопывая машину по ветровому стеклу.

— Так это они снаружи молодцы, — ответил подошедший Сиротин. — А внутри — гнилье.

— Сейчас все лечат, — улыбнулся директор. — Ладно, с этими больными чуть позже как следует познакомимся... А каким, кстати, транспортом может располагать директор автобазы? Разумеется, для деловых разъездов, — полушутя добавил он.

— Есть у нас три «победы», и ни одна из них не ходит. Две прежний директор «на память» разбил, — ухмыльнулся Сиротин, — одна разутая стоит, совсем босая... Есть еще мотоцикл с коляской, на днях получили, да только с него еще заводскую смазку не сняли.

— Вот этот транспорт по мне, — оживился директор. — Где он стоит?

— Я сейчас пойду, с ребятами приведу его в порядок, — с готовностью предложил Сиротин. — Только команду дайте.

— Вот это здорово! — рассмеялся директор. — Ездить буду я, а приводить в порядок кто-то. Так не пойдет! Этого рысака я сам к седлу приучать буду. Пошли в конюшню!

— А вы... это самое... вакант не откроете... а то дороги-то у нас... видели небось сами...

— Думаю — нет! — серьезно ответил директор. — А чтобы вы зря не беспокоились, вот, пожалуйста, — и протянул Сиротину красную книжечку.

— Первый класс, — уважительно произнес тот, — а не по блату, случайно?

— Честное слово, нет! Сам заработал.

— Ну, тогда отлично! Вам, Анатолий Петрович, Корсаков конюшню покажет. А то мне в рейс нужно, автобус ждет...

— Ни минуты задержки! — протянул ему руку Киселев. — Колеса у машины должны всегда крутиться

— А вы знаете, Гриша, — обратился к Корсакову директор, когда ушел Сиротин, — мне кажется, у нас с вами дружба получится... Вы как думаете?

— Дружить — не вражить, — вспомнил Григорий поговорку матери.

— Обещаю, — приложил Киселев руку к сердцу. — Жаль не мусульманин, мог бы поклясться на коране, что как только сделаем вот из этого, — повел он рукой по сторонам, — автобазу — ни на минуту не задержу вас в конторе. А на конюшню — завтра.

— Что это новый хозяин тебя так обхаживает? — ревниво спросил вернувшийся Сиротин, когда директор скрылся в здании.

— Я думал, что ты уже километров за сто отсюда, а ты еще здесь, — вместо ответа сказал Григорий.

— На заправке задержался. — И подошел вплотную к Григорию. — И все-таки я тебе, Гриша, советую пересесть на «пассажирку». К директору у тебя, похоже, дорожка накатана, что случись — выручит. Так чего тебе думать? Или твои дети по утрам молока не пьют?

— Пьют-то пьют, — поморщился Корсаков. — Да только ты, Тимофей Семенович, чуть запоздал со своим предложением.

— Да ну? — вытянулось лицо у Сиротина, и тут же снова он улыбнулся широко, открыто. — Или уже на повышение идешь?

— Ведут... — скорчил жалобную гримасу Григорий.

— Ну, дай бог тебе, Гриша, всю дорогу зеленый свет, — потряс Сиротин за плечи Григория.

Киселев сидел за столом, углубившись в бумаги. Время от времени он протягивал руку за пиалой и маленькими глотками прихлебывал уже остывший чай.

Дверь без стука открылась. Киселев приподнялся, снял очки, закрыл ладонью уставшие, покрасневшие глаза.

— А-а, профсоюзное начальство пожаловало, — приветливо заговорил директор, поднимаясь навстречу посетителю. — Рад видеть вас, Евгений Петрович, рад видеть.

— У вас память на имена хорошая, товарищ директор, — заторопился Трофимов. — Очень хорошая! Раз увидели человека — и уже всю его родословную знаете.

— Ну, это, конечно, не так, хотя на старческий склероз еще не жалуюсь. Вы тоже, наверное? Меня, кстати, Анатолием Петровичем звать. Запомните, надеюсь?

— Постараюсь, — улыбнулся Трофимов. Снял очки, долго, старательно протирал стекла. — Мы на заседании месткома решили профсоюзное собрание провести. И я хотел узнать — у вас возражений не будет?

— Местком решил проводить собрание, так какие же могут быть у меня возражения? — удивленно пожал плечами Киселев.

— Ну, мало ли чего, — поерзал в кресле Трофимов. — Как говорится, местком предполагает, а директор располагает. Так у нас всегда раньше было.

— Не знаю, что было, но знаю, что будет, — бросил директор. — Когда собрание?

— В пятницу, после работы хотели провести.

— Хорошо. От меня что-нибудь нужно?

— Сукно с вашего стола для президиума...

— И только? — засмеялся директор. — Прямо скажем, невелико участие руководителя автохозяйства в подготовке общего собрания. Ну, я сам еще что-нибудь придумаю, — серьезно пообещал он. — Повестка дня какая?

— О производственных делах нужно поговорить. Вам, как новому человеку, тоже на пользу пойдет...

— Что ж, поговорить есть о чем, — задумался Киселев, глядя в окно, и повернулся к Трофимову. — Народ-то как у нас насчет собраний, активный?

— Если проходную закрыть на замок...

— Тогда тем более разговор необходим.

На этот раз закрывать проходную не пришлось. Может быть, свою роль сыграло желание познакомиться поближе с новым директором, но к назначенному времени в летнем клубе все места оказались занятыми. Многие толпились в проходах, между рядами скамеек, деловито попыхивая папиросами и оживленно разговаривая.

Директор сидел за столом президиума с краю, рядом с главным бухгалтером Авруцким — худощавым пышноволосым брюнетом, внимательно вслушиваясь в то, что читал Трофимов,