Дороги детства - Ирина Франц

Дети у бабы Кати были уже взрослые и разъехались, обзаведясь семьями, в другие края, ещё до нашего рождения.

Про дочь их Соню и сына Алика я знаю только по фотографиям в нашем старом альбоме. Жил с ними только их младший сын Хасан, который потом тоже женился и переехал в дом неподалеку, по соседству с нашей бабой Эрной и Дедом. Кроме Хасана, был у них ещё один сын, больной Павлик. По возрасту он был, наверное, лет на 30, если не больше, старше нас. Когда его вывезли одним летним днём во двор палисадника, мы с сестрой отважились подойти к нему. Он сидел, слегка покачиваясь в своей самодельной коляске – деревянном ящике на колёсиках. Его руки были согнуты в запястьях, и на склоненном набок лице застыла гримаса, похожая на напряжённую улыбку. У Павлика был ДЦП, он не мог говорить, а только произносил невнятные звуки и кивал при этом. Казалось, он изо всех сил пытался нам что-то сказать, а мы стояли, застыв на месте, и молча смотрели на него, не зная что делать. Слышит ли он нас? Думает ли он что-то сейчас? Что-то говорит? Так и осталось это загадкой. Встреча с Павликом – наше первое знакомство с темой увечья. Главный урок того момента: бывают разные люди, разные судьбы, взрослые могут быть беспомощнее маленьких детей. Глаза ребёнка видят только то, что есть. Душа всё знает. Ребёнок никого не осуждает…

Тогда же, когда нам было лет шесть-семь, жила у них ещё бабушка, свекровь бабы Кати, мама дяди Миши. Она была очень старенькая, кажется, ей было лет 90, и её все называли просто «бабушка». Я помню её только по обрывкам разговоров взрослых. Несмотря на свой возраст, она ещё ходила и ухаживала за Павликом. Мударисовская бабушка, как её тогда называли, ушла из жизни неожиданно для всех. Она прилегла на кровать, заснула и больше не проснулась. Никогда до этого не приходилось нам быть свидетелями кончины человека. Это было наше первое при косновение к теме жизни, старения и смерти… У взрослых чувствовались скорбь и одновременно облегчение, что старенькой бабушке не пришлось страдать и умирать в болезненных муках… Старых людей отпускают…

Жизнь Мударисовых проходила по своей орбите, со своим собственным ритмом и своей судьбой. Мы были лишь свидетелями, участвуя в судьбе друг друга как родные и соседи. С годами, зимами и летами, восходами и закатами пришло время и превратило родственников, живущих по соседству, в «родных соседей». Такими и останутся они в моей памяти.

Лидушка

В тот день, когда нам решили проколоть уши, к нам пришла тётя Лида, или Лидушка, как все её называли. Она была нашей родственницей, женой папиного племянника. Разница в возрасте между нашим папой и его старшей сестрой составляла 14 лет, её сыновья были женаты, и их дочки приходили к нам часто играть…

Но сейчас не об этом, а о том, что единственной, кто умел прокалывать уши, была именно тётя Лида, которую называли Лидушка, с ударением на «у». Так всегда добавляли к её имени, потому что её свекровь, папину сестру, тоже звали Лидой.

Лидушка была очень красивой молодой женщиной. В её движениях были своеобразная грация и напряжение, как будто вся энергия внутри неё могла в любой момент взорваться и сразу же успокоиться, улечься на дно, чтобы снова подняться… Её походка, красиво уложенные рыжие локоны и даже повязанная поверх волос косынка – всё выдавало в ней женщину, осознающую свою красоту. Нет, она не была гордой или заносчивой, а чувствовалось в ней достоинство. Она любила нравиться как другим, так и самой себе. Напоминала она мне своими чертами лица и носом с горбинкой древнегреческую богиню, этакую Венеру или Афродиту. Она умела быть красивой.

А нам, ещё маленьким девчонкам, тоже хотелось вырасти красивыми и носить украшения. И серёжки тоже должны быть обязательно. И когда мы, по мнению мамы, подросли достаточно, чтобы подвергнуть себя этой процедуре, попросила она Лидушку проколоть нам уши.

Нам уже рассказали всё подробно про то, что сначала в мочки вденут нитку, и каждое утро надо будет протирать уши и передвигать нитку, чтобы она не заросла в ухе. Когда дырочки заживут, нитку можно будет снять и носить настоящие серёжки. Нам было тогда лет 10 или 12, и вопроса о том, что прокалывать уши вовсе не обязательно, даже не возникало. Это как необходимый, неотложный ритуал. Поэтому морально мы были уже подготовлены, а вот физически ещё предстояло это испытать.

Лидушка пришла, держа в руке свою длинную, похожую на штопальную, иглу с шёлковой крученой ниткой. От вида иглы замерло что-то слегка в груди, но потом отлегло. Лидушка уверенно держит иглу, приготовившись к операции. Ну, кто первый сядет на стул?..

Так, сначала протереть всё одеколоном… теперь, внимание, сидеть спокойно… игла проводит медленно, но верно свой путь через всю мочку. Боли практически не чувствовалось, лишь скольжение иглы сквозь безвольную плоть. Неза бываемое ощущение. Ну, вот и всё, теперь второе ухо. Опера ция прошла нормально, осложнений нет, пациенты здоровы.

А потом, когда мочки зажили и нам сняли нитки, мама купила нам серьги. У меня были серьги-подвески с голубыми бусинками. Они мне сразу полюбились, и я их долго носила ещё потом.

Ах, какое же это удивительное для девочек чувство – носить украшения. Идти и чувствовать, как серёжки из бусинок на цепочке качаются в такт. Видишь себя в зеркале и представляешь принцессой заморской из тридевятого царства. Или королевой ближнего государства. Или просто девочкой с настоящими серьгами в ушах. А если серьги золотые, то ты уже просто королева, высший свет.

Так много лет прошло с тех пор, а мы иногда всё ещё вспоминаем с сестрой, как наша Лидушка проколола нам ушки. Пусть у неё всё будет хорошо.

Батя

Батя добрый, он всегда за тебя. Куда бы ты ни пошёл, чтобы ты ни сделал, если даже мамка будет тебя ругать, ты знаешь, что отец никогда не оставит тебя.

Эти взрослые

Дети чувствуют страхи и беспокойство взрослых. Вот, например, наша бабушка всегда беспокоилась, когда мы уходили на речку купаться. У неё была повышенная тревожность, она за нас боялась. А мы не понимали, почему она так пере живает. Оказывается, давным-давно, когда нас ещё не было, в речке утонул