Дороги детства - Ирина Франц

Можно было взять небольшую стеклянную банку с пластмассовой крышкой с проделанным в ней отверстием, положить туда немного хлеба или другого корма. Закинуть банку в воду и ждать, когда в неё заплывут рыбки, через некоторое время вытащить банку за привязанную к ней верёвку и обнаружить за прозрачными стенками плавающих по кругу мальков.

Базы

Базы – длинные бараки для скота. Крошечные окошечки под самой крышей пропускали свет. Большие деревянные ворота баз были летом открыты, потому что скот был на выпасе, и можно было заглянуть внутрь. У входа влажная черная земля, проткнутая глубокими следами от копыт, запах коровьей мочи и навоза, тишина и страх, что вдруг сейчас примчится из ниоткуда эта дикая отара быков и затопчет без надежды на спасение. Не знаю, откуда такие были мысли, может, нас напугали так в детстве, чтобы не ходили где попало.

Базы мы всё же исследовали пару раз, пройдя от одного конца длинного «тоннеля» до другого. Ничего, кроме тусклых окошек и неровных скосов земли вдоль толстенных саманных стен, там не было. Может быть, именно этим и поразила меня эта огромная, но скромная обитель скота. «Вот как живут казенные коровы», – удивлённо подумалось тогда. Это было похоже немного на интернат. И всех обитателей этого приюта было как-то жаль.

А снаружи между двумя базами был один большой загон, ограждённый забором из досок-полосок, словно в широкую линейку тетрадь, с большими щелями, на который можно было легко взбираться и стоять как на ступеньках, придерживаясь руками и разглядывая двор базы и всё, что вокруг. Летом базы были всегда пустые, и там было тихо. Только маленькие краснопятнистые телята паслись там, привязанные к колышку типичной для того времени верёвкой, сделанной дома из связанной друг с другом пары старых коричневых, в линейку чулок.

Родившиеся зимой телята были еще слабые для взрослого стада, поэтому их не выгоняли вместе с другими на пастбище. Телята были ручные и знали, что скоро их будут кормить, когда им выносили вёдра с обратом – пропущенным через сепаратор молоком. Но у них не всегда получалось пить, потому что они искали вымя, жадно хватаясь за пальцы рук, держащие ведро. Им было невдомёк пригубить молоко, которое было в нём. Нужно было подождать, когда телёнок зацепит губами пальцы, и опустить руку в ведро, чтобы он начал пить. Телята были у нас самой разной масти, но чаще всего – красномастные или жёлтые, со звёздочкой на лбу. Уже через год, на следующее лето, из послушных нежных телят вырастали бычки и телочки, как называли однолеток.

Базы с загонами и высокими чёрными кучами выгруженного бульдозером навоза, который с годами превращался в компост и который потом брали в огороды. Чуть дальше – огороженный колючей проволокой сенопункт с жёлтыми ку чами соломы и зелёными рулонами свежескошенного сена, склады – такие же длинные базы, побеленные извёсткой, зерновой ток, машинно-тракторная мастерская, огромный клубок-куча ржавой запутанной проволоки напротив, пыльные дороги, соединяющие базы с сенопунктом, и сенопункт с далёким «сенокосом» – всё это Царство Скота, Владения Скотовода, без которого и не было бы нашего Скотоимпорта.

Друг

Был у нас в детстве друг – пёсик по кличке Робик. Породы он был для нас тогда новой, его привезли щенком из города. Я помню, как Жанна, его хозяйка, носила его на руках, словно маленького ребёночка. Для нас это была своего рода сенсация. Мы ведь никогда раньше не видели болонок. Собаки-дворняги жили у нас в будках, как наш большой цепной дворняга пёс Тарзан, который охранял двор.

Робик – озорная болонка, белая, с коричневыми пятнами на спине и на мордочке. Из-под курчавой чёлки выглядывали живые, круглые, светло-карие глаза. Они у него всегда светились таким неугасимым добрым светом. На чужих же он бросался со злобным лаем и не хотел впускать в дом.

Робик попал к нам случайно, мы никогда не думали, что он будет жить у нас. Так сложилось, что его хозяйка уехала из села и оставила его соседям. Тогда он уже был подросшим щенком и взял себе почему-то за привычку ходить с мамой на работу. Каждое утро мама шла на почту в соседнее село, это не меньше трёх километров пути. Робик бежал за ней всю дорогу, ждал её, когда она отсортирует газеты и письма, и отправлялся вместе с ней раздавать по чту. Видимо, ему нравилось проводить так время.

Мы с сестрой приносили ему тайком еду, пряча его от бабушки у нас на веранде. Она всегда ругалась, не разрешая ему спать в «хате». Но потом она незаметно смирилась, и после того как она однажды сама стала устраивать ему поудобнее его лежанку, мы поняли, что сопротивление окончательно сломлено. Так Робик остался жить у нас.

Утром он раздавал почту. После обеда он встречал нас из школы. Увидев нас, заворачивающих на дорогу в сторону дома, он мчался навстречу так быстро, как только мог. Ушки его подпрыгивали на лету. Он подбегал к нам и вставал на задние лапы от радости. Весной, когда все дороги были в лужах, он, встречая нас, так и норовил испачкать наши школьные формы, обнимая своими измазанными в густой грязи лапками.

Столько лет прошло с тех пор, а я до сих пор помню эти моменты, когда бежит он радостно навстречу. И прыгает вокруг, хвостом виляя. Чёрный бархатный носик его и маленькие белые зубки. И глазки, искрящиеся радостью… Наш милый друг. Ты будешь в нашей памяти всегда.

Смородина

Вдоль нашей железной дороги росла лесозащита – полоса из зелёных насаждений вдоль железнодорожных путей на насыпи. Лесок протягивался вдоль всей дороги, прерываясь на станциях и разъездах.

Говорили, что деревья посадили там для снегозадержания, чтобы не задувало пути. Росли там самые разные деревья. Боярышник, который расцветал весной души стыми, белыми в крапинку цветами, жёлтые акации, соцветия которых тоже ели мы, карагач, были даже берёзы. Такой смешанный лесочек. На соседних разъездах росли ранетки – дикие кисло-сладкие яблочки. А на нашей станции росла смородина. Она была на северной стороне, возле самой окраины села, за переездом со шлагбаумом.

Дома нам запрещали ходить одним в лесозащиту. Говорили, что там прячутся заключенные, или просто зэки, сбежавшие из тюрьмы. «Не ходите туда. Там зэки».

И этим всё было сказано. Но мы всё равно ходили все вместе под предводительством старших девочек. Самые смелые были у нас Ирина