Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина

и мне он очень нравился.

– Интересно, чей это?

– Дом Миндовских. Были такие фабриканты.

– Чего фабриковали?

– Пф-ф-ф. Их предприятия в основном на Волге, ткани делали. У них есть что посмотреть, особенно там, на верхней Волге. Ты и мест-то таких на карте не знаешь – Вычуга, Кинешма.

– Не-а.

– Люби и знай родимый край, – рассмеялся Валенок.

– А ты там был?

– Конечно.

– С бабушкой?

Валенок недовольно зыркнул на меня.

– Молчу, молчу.

Мы еще недолго поболтали, Валенок довел меня до Гоголей и скрылся в бесконечных арбатских переулках по своим тайным делам.

5

Ли научил играть в окурки. Ставишь ногу в произвольном месте, считаешь окурки приблизительно в радиусе тридцати сантиметров от ноги. Если с левой стороны окажется больше – это плохая примета, а если с правой – хорошая. Авгуры в Риме приблизительно так же делали, только с птицами, пояснил он. И тут мне почти на ноги рухнули два раскладных стульчика и мольберт. Подняла глаза – Ангел.

– Мать, помоги. Клева никакого, а денег хочется.

– Как помочь?

– Пойдем со мной, попозируешь.

– Опять за жопу будешь хватать?

– Не, я серьезно.

И мы пошли на Арбат. Ангел посадил меня на стульчик лицом к улице, приколол к мольберту ватман и начал рисовать углем.

– Ну ты как-нибудь выпрямись, расслабься…

– Я не могу.

– Чего вдруг?

– Стесняюсь.

– Понимаю. Подумай, например, о том, что ты больше всего любишь.

– Стихи.

– Правда?

– Ну да. Я же больше ничего и не умею.

– Ладно, мы сейчас не про литературу, а про твое выражение лица. А чего больше всего ненавидишь?

– Советскую власть.

– О! Вот это уже разговор! И брови так нахмурила… Ну-ка, ну-ка, ну-ка, попробуй зафиксировать… Хотя нет. Так мы всю публику распугаем… А у тебя чего с Брандом?

– Просто дружим. У него же девушка в Питере.

– А, Сирин… Знаменитая герла. А с другой-то стороны, она в Питере…

– Так, фрилавушка, зачем ты нас в этом подозреваешь?

– В чем?

– Да ладно тебе, не валяй дурака!

– Во! Уже получше стало. Еще корпус назад, грудь чуть-чуть вперед…

– А. То есть это ты мне зубы заговаривал.

– Ну а что с тобой делать? И это… Пуговицу расстегни.

– В смысле?

– Пуговицу, говорю, расстегни.

– Я без лифчика.

– Тем лучше.

Я расстегнула пуговицу.

– Еще.

– Да ладно тебе…

– Я серьезно. Видишь, народ не реагирует.

Я расстегнула еще пуговицу.

– Другое дело. Кстати, сиськи шикарные.

Я почувствовала, что краснею. Народ, который раньше проходил мимо, начал притормаживать.

– А теперь самое время. – Ангел достал из мольберта газету, сложил из нее шапочку и поставил на асфальт. – Я же говорю, публику надо заманивать.

– Какой-то дешевый у тебя трюк. Заманивать надо мастерством.

– Смотрите, какие мы умные! Публика ничего в искусстве не понимает. А в сексе практически каждый специалист.

И Ангел продолжил чиркать углем. Подошел один человек, позвал знакомого, тот поднял очки на лоб и склонился над рисунком, потом посмотрел на меня, ухмыльнулся, достал кошелек и кинул монетку в шляпу. Ангел показал мне глазами – «Вот видишь, заработало». Потом начали походить еще и еще. Уже минут через пятнадцать около нас собралась довольно плотная группа. Ангел с важным видом жестами давал указания – еще больше откинься, плечи шире. Я разворачивала плечи, и одновременно с этим расширялось пространство между незастегнутыми пуговицами. Рядом с нами нарисовался двухметровый волосатый мужик.

– Вам третий не нужен?

– Спасибо, а труа мы еще не пробовали.

Публика засмеялась.

– Мне там, у Вахтанговского, скучно. Можно с вами? Я попою…

Он протянул мне руку:

– Собака.

Я кивнула:

– Дева.

– Какие у тебя модели… – сказал Собака Ангелу и сделал недвусмысленный жест.

– Не смущай мне девушку, лучше пой.

– Ладно. – Собака достал из-за спины гитару.

– На этих дровах играешь?

– Это ты еще не видел, какие у Умки бывают инструменты иногда. Кстати, об Умке…

И Собака запел песню про Раскольникова. Потом пел о том, как на Петровке повинтили мусора. Потом про Миссисипи и хиппи. Потом про четверг и вторник. Народу вокруг нас становилось все больше и больше, и уже скоро почти вся шапочка Ангела была заполнена монетками. Портрет был готов, да и у Собаки кончились песни. Мы встали, поклонились под аплодисменты, собрали вещи и пошли в сторону Смоленской. Ангел отдал мне портрет.

– Ну что, давайте делить? – потер руками Собака.

– Только не забудь, что перед тем, как ты пришел, мы уже кое-что собрали.

– Ладно, я не жадный.

Мы присели у стены рядом с ювелирным магазином и пересчитали все деньги. Оказалось семь рублей с копейками. Трешку отдали Собаке. Мне от трудов полагался рубль, а еще трояк с копейками – Ангелу.

– Вообще с тебя вычесть надо.

– Это за что?

– За несговорчивость. Ты же не сама согласилась, мне пришлось тебя вытаскивать. Ну ладно. Куда пойдем?

– Очень пирожное хочется.

Мы пошли в «Бисквит» и, пока я лопала пирожное, Ангел и Собака умиленно смотрели на меня. Рубашку я так и не застегнула.

– Слушай, Ангел, а тебе не кажется, что сегодняшний заработок как-то неуловимо похож на проституцию?

– Почему?

– Мы зарабатывали моим телом вообще-то.

– И натурщицы зарабатывают таким образом. И актеры. Не, старуха, ничего предосудительного в этом нет.

Я промолчала. Я не была уверена до конца.

Глава десятая

1

Я бездарь. Тупица и бездарь. Я ничего не могу. Вообще ничего нового. Опять лезут эти подкидыши – жуткие, бравурные, действительно «взвейтесь» да «развейтесь». Пионерский лагерь какой-то. Ну что ж делать… Ничего другого не приходит… Бездарь. Идиотка. Нет, надо или вообще прекращать писать, или что-то с этим сделать. Господи, как тяжело-то!

Для начала к черту метафоры. Все. И больше никаких сравнений. За каждое «как» буду прикусывать себе язык. И к черту любую природу – ветра, травы, оленей этих поганых, радугу, воду – на фиг.

Но ведь у Гребенщикова они все есть… Просто он пропускает само сравнение.

Да и Гребенщикова к черту по большому счету. Он мне кто? Сват, брат, любимый? Он так пишет, я по-другому. Нельзя быть похожим на Гребенщикова.

Попробуем от глаголов, глаголы самые честные. Люблю, целую, ползу, ненавижу, лижу, смеюсь, ем. Вот так вот, пожестче. И существительные – стена, книга, дом, страсть… Ну, что-то такое… Потому что хватит, хватит мне этих подкидышей, хватит этого елея в горле. Надо совсем по-другому.

2

Ангела было видно издалека. Он сидел на спинке скамейки и размахивал руками. Вокруг него собралась уже приличная группа. Сидели и слушали. Мне тоже стало интересно.

– …И, конечно, всех надо пригласить. Мы сидим каждый в своей конуре и рисуем. Но мы же можем… Все вместе…

– И где ты помещение найдешь?

– В том-то все и дело, что не