Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина

еду нам нужно просто для того, чтобы соблюсти вежливость. Особенно тяжело было смотреть на Колю. Невооруженным глазом было видно, что его тошнит от каждой ложки. Но медленно, по глотку мы ели эту дрянь. А вокруг нас стояли люди в зеленом, и многие явно сглатывали слюни. Володя появился к компоту. Тепловатый компот из фруктов оказался для меня главным испытанием. Эту гадость я с детства не выносила. С мольбой я посмотрела на Володарского, но тот глазами показал: «Глотай». Пришлось цедить эту жидкость сквозь зубы, чтобы, не дай бог, в рот не попало то, что они называют сухофруктами.

Когда публичный прием пищи был наконец закончен, к нам опять подошел бравый в фуражке и сказал:

– Ну что, ваши вещи уже на месте, давайте пройдем в актовый зал, где вы подготовитесь.

И мы пошли обратно.

– Обратите внимание, здесь у нас наглядная агитация, – сказал фуражка.

На стенах висели плакаты, какие висят в каждой школе в кабинетах НВП – куда падать при вспышки справа, как выглядит автомат Калашникова и какие у него есть части. В новинку мне были только плакат, где под грибом стоял солдат с винтовкой, и Доска почета, где лица всех почитаемых выглядели особенно грустными и страшными. Фуражка привел нас за сцену, там ширмами были выделены два небольших закуточка – для мальчиков и девочек.

– Пожалуйста, это ваши гримерные.

Мы, как смогли, забились за ширмы и начали переодеваться и красить друг друга, потому что зеркал там не было. Но тут из-за ширмы появилась зеленая тень.

– Извините, мне ведро забрать надо…

Ладно. Тень пошуровала в углу, достала ведро, еще раз извинилась и исчезла. Еще через пять минут, когда мне надо было переодеть кофточку, и я была в одном лифчике, из-за ширмы появилась еще одна тень.

– Черт, напугал! Тебе чего надо?

– Извините, мне швабру. Можно?

Я прикрылась кофточкой, Нина и Лена натянули юбки до горла.

– Возьми.

Зеленый тоже порылся в углу, достал швабру и отполз. Я повернулась и крикнула:

– Дмитрий Станиславович! Встаньте, пожалуйста, подежурьте около гримерки, а то им скоро тряпка и щетка понадобятся!

– Хорошо, девочки! – отозвался Володарский и встал на часах.

Думаю, сдавленный стон нам все-таки послышался. Когда все было готово, мы начали представление.

Первая часть шла отлично и даже бодро, во время второй зал внезапно заболел туберкулезом. Кашляли рядами, перекликаясь и даже соревнуясь друг с другом. А эта дрянь ужасно заразительна. Мы с ребятами то и дело бегали к кулисе, где стоял Володарский со стаканом воды, чтобы снять першение в горле. Но туберкулез мы преодолели. Оставался финал.

По сценарию я, Лена и Нина спускались в зал и вставали в центральном проходе. Нина говорила: «Через семь месяцев я умру, и для меня откроется вечность». Она надевала черную вуаль и торжественно шла обратно на сцену. Потом мы с Леной тоже читали финальные реплики и выходили из зала на сцену с разных сторон. И вот Нина стоит и говорит свою реплику, надевает вуаль и медленно идет к сцене. Я тихонько скосила глаза. На крайнем стуле четвертого ряда сидел дрищ. Из воротника прорастала тонкая шея, которую венчала круглая лысая голова в огромной пилотке, висящей на ушах. Дрищ смотрел точно на Нинкину жопу и мелко сглатывал. По его щеке катилась крупная слеза.

3

Майское солнышко припекало, и на Гоголях было так хорошо, что я подставила нос лучам, прислонилась к Ли и разомлела. Отдельное удовольствие, конечно, доставляло чувствовать, как Ли в нерешительности то протягивает руку, чтобы меня приобнять, то отдергивает. Нежилась недолго – к Ли подкатил вездесущий Ангел.

– Слушай, помнишь, я тебе говорил про плеер? Мне его дали. Хотели выбросить, а я выпросил! Он не проигрывает – кассета крутится, а музыки нет.

– Наушники проверял?

– Проверял. Не в них дело. На других аппаратах работает. – Ангел вытащил небольшую прямоугольную коробочку.

– У меня с собой инструментов нет, давай я дома посмотрю?

– Хорошо.

Краем глаза я увидела, что вдалеке появился Бранд. Он шел от Кропоткинской с какой-то девушкой и по-дружески обнимал ее.

– Посмотрим. Если головку менять придется, запрягу тогда тебя по развалам бегать.

– Хорошо, хорошо, старик, сделаю, что скажешь…

Ли потряс коробочкой около уха.

– Хотя, черт знает, может, там просто контакты…

Тут к нам подошел Бранд и схватил Ангела за шкирку.

– Так, гондорский принц, что-то любовный твой путь залит слезами, я смотрю. Елка полтора часа на мне висела. Рассказывала, как она тебя любит. Ну, ты уж смотри, где хуем машешь.

Ангел вздохнул:

– А что поделать, если она вообще против свободной любви? Еще не трахались, а уже присматривает место для кроватки и свадебное платье выбирает.

– Кто тебе вообще сказал, что хоть кто-нибудь разделяет эту твою дурацкую концепцию?

– Как кто? Александра Коллонтай, например.

– А это кто?

– Ну была такая тетка в начале века. Дипломат при коммунистах. Хорошая, между прочим, женщина. Да и вообще, эта концепция довольно распространенная. Хиппи ее уважают. Она предполагает… Слушай, оно тебе надо?

– Надо. Расскажи.

– Предполагает, что секс является такой же физиологической потребностью, как, например, жажда, и ее нужно удовлетворять, как только она появляется.

Бранд скривился:

– А вот не надо такие рожи строить. Да, такой подход дает нам свободу от таких ужасных пережитков прошлого, как право собственности на человека или неравенство в сексуальной привлекательности.

– Заговорил, как комми, – фыркнул Бранд.

– А что, неправда?

– Это хуевая концепция, скажу я тебе, потому что она подходит к сексу исключительно с формальной точки зрения. А если говорить об удовольствии, то снижает его качество.

– Откуда знаешь?

– Исследования по сексологии читал.

– И что там?

– Основная мысль – удовлетворенность партнеров друг другом прямо пропорциональна тому, насколько они друг другу доверяют, что при твоем подходе к делу практически невозможно. Ну либо возможно исключительно одностороннее достижение сексуальной разрядки.

– Аркадий, не говори красиво.

– Проще говоря, ты будешь использовать партнера для достижения сексуальной разрядки с тем же успехом, с которым мог бы использовать резиновую куклу.

– В смысле, чтобы кончить?

– Ну да.

– Все равно слишком умно. А во мне дионисийское начало преобладает!

– Болтун. Смотри. Для чего ты трахаешься?

– Как для чего?

– Не какай, а попробуй ответить. Зачем ты трахаешься?

– Чтобы приятно было…

– Кому приятно?

– Девушке, мне…

– Понятно. И что, девушкам всегда приятно?

– Не знаю. Некоторым – наверное.

– А тебе?

– Мне тоже приятно.

– А приятно всегда одинаково?

– Ну как… Иногда просто так, секунда, а иногда довольно долго…

– А, то есть ты чувствуешь, в чем разница между оргазмом и эякуляцией? А чем в случаях, когда «ну так… приятно», твоя партнерша отличается