Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина

от твоей правой руки? То есть она для тебя просто плоть…

Ангел увлеченно разглядывал что-то у себя под ногами.

– Поэтому концепция твоя глупая. Не с точки зрения всяких идеологий, а чисто из шкурных соображений.

– Подождите, – вмешалась я. – Ангел, а что твоя эта, как ее, Коллонтай говорила про женщин? Они тоже могут свободно выбирать партнеров?

– Да, точно так же, как и особи мужского пола.

– И никто им не может отказать?

– В этом и концепция…

– Прямо совсем-совсем любого?

– Да, любого.

– То есть я иду по улице, вижу симпатичного человека, говорю: «Мужик, я хочу тебя», беру за руку и увожу?

– Да.

Я посмотрела на Ли.

– Так?

Я поцеловала Ли в губы, как можно сексуальнее, с языком. Ли сначала замер, потом попытался отстраниться, но я его удержала, затем подался вперед и попытался ответить, но тут отпрянула я.

– Так?

– Примерно.

Ли вмерз в скамейку, его кулаки были плотно сжаты, он смотрел на меня.

– А дальше? – хмуро спросил Бранд.

– А дальше как получится, – я упивалась своим сексуальным подвигом.

В эту секунду Ли ожил, вскочил и убежал.

4

Делать было совершенно нечего. Из знакомых на Петровке только Валенок – и тот зарылся в свои бесконечные бумажки. Покурила, выпила кофе, но дел от этого не прибавилось. Тогда я начала приставать к Валенку.

– Валенок, ну пойдем погуляем… Брось ты эти бумажки… Много тебе еще писать?

– Отстань, дай дописать.

– Что пишешь?

– Проект акта.

– А это что?

– Забудь.

– Ну Ва-а-аленок, ну пойдем!

– Отстань.

– Ну пойдем! – Я начала дергать его за рукав.

Валенок посмотрел на часы.

– Значит так, дай мне десять минут. Потом я по делам, могу тебя с собой.

Десять минут я ковырялась в носу, потом Валенок собрался и кивнул мне:

– Пошли.

– А куда?

– Ты хотела просто идти.

– Ну хорошо, хорошо.

Мы пошли по Петровке. Проходя мимо главной мусарни, Валенок показал на нее и сказал:

– Вот тебе «Следствие ведут знатоки».

Потом он остановился на углу Петровки и Каретного, вытащил из портфеля несколько книг, завернутых в газету, потом сунул портфель мне.

– Значит так. Стой здесь и жди.

– Чего ждать?

– Меня, но, главное, не смотри, куда я иду. Просто стой и жди.

И скрылся в переулке.

Я стояла около Петровки, 38 и тихонечко покрывалась мурашками. На фига я с ним поперлась? А вдруг это та самая незаконная деятельность? Окончательно испугаться я не успела, потому что вернулся Валенок, и на этот раз у него за плечами был туристический рюкзак.

– Пошли.

– Теперь куда?

– Напоминаю, ты просто хотела гулять.

И мы пошли в сторону Садового кольца.

– Слушай, а правда, Бранд говорил, что у тебя дедушка какая-то большая шишка?

– Прадедушка.

– А кто он?

– Какая тебе разница?

– Ну скажи.

– Физик.

– Просто ученый?

– Не совсем. Академик.

– А что в нем такого тогда шишковатого? Ну подумаешь, академик… Чего он такого сделал?

– Бомбу.

– Ого.

– А почему ты с бабушкой живешь?

– Долгая история.

– Скажи, все равно долго идти.

– Потому что родителей моих посадили.

– Это я знаю.

– За распространение антисоветской литературы.

– Допустим, тоже знаю. Но тебя же тоже должны были в детский дом отправить?

– Почему? У меня бабушка законный опекун.

– Но ты говорил, что официально сирота?

– Есть такое.

– А как так получилось?

– Ты прям живой журнал «Хочу все знать».

– Не ругайся. В конце концов, это обыкновенное девичье любопытство.

– Мороженое хочешь?

– Хочу.

– Какое?

– «Бородино».

– Хорошо.

Валенок рванул к киоску с мороженым, а я дала себе слово, что не дам ему соскочить с темы.

– Куда дальше?

– На Миусы.

– А Миусы – это где?

– Ты совсем города не знаешь?

– Не-а.

– Приблизительно между «Новослободской» и Лесной.

– Вообще ни о чем не говорит.

– Ладно, покажу.

Мы блуждали в переулках, потом Валенок опять меня бросил и шмыгнул в подворотню. Вышел без рюкзака, но с книжкой.

– А сейчас куда?

– На Воровского.

– Но все-таки ты не сказал, почему в результате ты сирота?

Мы вышли на большую улицу.

– Смотри, – Валенок показал на огромный уродливый дом.

– Ужасно грубый дом. Какая гадость.

– Тоже мне гадость. Ничего ты не понимаешь. Это московский авангард. Ради этого дома архитекторы и искусствоведы приезжают в Москву со всего мира.

Я еще раз посмотрела. Ничего интересного – уродливый стеклянный цилиндр, на котором лежит папка. Что они в этом нашли?

– Ладно, пошли дальше. – Валенок схватил меня за руку.

– Но все-таки?

– Вот прилипла.

– Интересно же! Семейные тайны! Страсти! Романтик!

– Да никакой романтики. Бабушка любила прадеда и спокойно относилась к советской власти. С матерью они поругались. Когда мать посадили, бабка запричитала, что, не дай бог, она помрет и квартира достанется ее любимой советской власти. Тогда мать с отцом отказались от родительских прав, и я остался только у бабушки. Проза жизни.

– Интересно! Я вообще никогда о таком не слышала!

– Бывает и не такое.

– А откуда ты знаешь про авангард?

– Книжки читал.

– Какие?

– Ты мою квартиру видела? Тогда чего спрашиваешь?

– Ты такой умный! Тебе бы в универе учиться! На историческом каком-нибудь… Или юридическом…

– Это с моей биографией? Таких в университет не берут.

– А куда берут?

– В заборостроительный. Только я туда не пошел.

– А почему не пошел?

– Не хочу.

– Почему?!

– Зачем? Ради бумажки? Мне не нужна работа, которая мне не интересна, которую я не уважаю. Лучше и правда дворником.

– Смешной. Дворник с пропиской в особняке.

– Какой есть.

Мы дошли до «Баррикадной», опять перешли Садовое.

– Улица Воровского, бывшая Поварская.

– Там повара жили?

– Ну почти. Весь этот район действительно имеет отношение к кулинарии. Здесь до сих пор остались переулки про еду – Столовый, Скатерный и Хлебный.

Валенок опять остановился, вытащил еще несколько книг из портфеля, велел ждать и скрылся в переулке. Вернулся, впрочем, без всяких книжек.

– Что ты с этими книжками делаешь?

– Меньше знаешь – крепче спишь. Поговорка такая. Ты и так заставила меня говорить то, чего я не хотел, так что или заткнись с расспросами, или тебе направо, мне налево.

– Все. Молчу.

Я и подумать не могла, что Валенок обидится. А он обиделся зачем-то… Надо было срочно менять тему.

– Ой, а это что за красивый дом?

Валенок пожал плечами.

– Обычный московский модерн. Ничем особо от киевского не отличается.

– Ну тоже скажешь…

– Серьезно. В Москве по большому счету уникальный архитектор эпохи модерна только один – Шехтель.

– А твоих авангардистов?

– Авангардистов гораздо больше: и Голосов, и Мельников и Щусев…

– Щусев?

– Который мавзолей с мумией.

– А.

– А модернисты строили типовые домики.

– Но красивые!

– Просто у тебя обывательское представление о красоте.

Я рассматривала голубой особняк с высокими скругленными окнами, женскими головками на фасаде,