Двойчатки: параллели литературной жизни - Марк Григорьевич Альтшуллер

Каверин вдыхает новую жизнь в эпистолярный жанр <…> он касается осторожно и эмигрантской темы. Эмигрантская тематика, как известно, явление весьма редкое в советской литературе.

В моей библиотеке имеется экземпляр книги Каверина, принадлежавший Екатерине Исааковне Еленевой (Альтшуллер). Мне уже приходилось писать о ней177. Екатерина Исааковна была дочерью известного врача Исаака Наумовича Альтшуллера, лечившего Чехова и Толстого и оставившего о них воспоминания. Она дружила с Мариной Цветаевой и любовь к ней и ее стихам сохранила на всю жизнь. Незадолго до кончины в октябре 1981 года она писала автору этих строк: «Я очень люблю Цветаеву… Я много ею занималась… И у меня был большой архив…»178 Цветаева тоже любила свою молодую поклонницу, называла ее «существо милое, красивое и обаятельное»179. Александра Захаровна Туржанская (1895–1974), близкий друг Цветаевой, крестная мать ее сына Мура, писала Екатерине Исааковне:

Катюшенька, моя родная… М<арина> И<вановна> так тебя любила, хотя женщин она вообще не любила по свойству своего характера. Но ты ей очень нравилась, это она не раз мне говорила. Гришу она обожала: «Какой очаровательный человек. Как хорошо, что он доктор»180.

Лиза Тураева рассказывает в романе Каверина о своих встречах и общении с Мариной Цветаевой, которая появляется в ее письмах под именем Ларисы Нестроевой. Уже первое упоминание отмечает могучие ритмы стихов великого поэта:

Вот если бы эти звуковые (смысловые) волны перевести в световые (цветовые) – что за праздник получился бы на холсте (с. 250).

Обладая острым глазом художника, тонким, проницательным умом и несомненным литературным талантом, «Лиза Тураева» рисует прекрасный портрет Цветаевой, описывая и внешность поэта, и ее внутренний мир:

Одета более чем скромно, платье немодное, поношенное, но все пригнано, подтянуто. Впечатление внутренней собранности вспыхивает сразу же после крепкого рукопожатия, а потом поддерживается каждым движением и словом. Фигура прямо-таки египетская: плечи широкие, талия тонкая. Кажется не женственной. В светлых глазах прячется (а когда не надо прятаться, должно быть, ослепляет) умная женская сила. Еще одно впечатление: не спускается к собеседнику, а поднимает его до себя (с. 270).

Впрочем, вскоре поэтесса и художница поссорились. Обеим дамам было не занимать темперамента. Ссора была принципиальной. Цветаева (Нестроева) говорила, что «„в начале было слово“, что в сравнении с поэзией все зрительное – второстепенное… На необитаемом острове художник – только Робинзон, а поэт – Бог». Никанорова (Тураева) «стала доказывать обратное, то есть „первоначальность“ живописи… обе сильно волновались. <…> Я расплакалась, она тоже – и вскоре ушла, лишь наружно помирившись» (с. 307–308).

Естественно, что книга, где так ярко и живописно рассказывалось о жизни Цветаевой, не могла не заинтересовать людей, близких Марине Ивановне, знавших ее, друживших с ней. И А. З. Туржанская, прочитав роман, тут же пишет Екатерине Исааковне. Они были очень дружны. Е. И. навещала Александру Захаровну в Париже, помогала ей в последние годы ее жизни. В мой экземпляр романа вложена вырезка из письма Туржанской (поэтому без даты):

Посылаю тебе Алино письмо, чтобы тебе еще разъяснить о художнице Щихотихиной – Каверин: ее первый муж, с которым она разошлась и уехала из России. Он наверно забыл, что она его жена. Хорошая у него семья теперь. Тут я ее видала женой Артемова, а в литературе встречала (кажется Сумасшедший корабль) и там еще до Артемова, она собиралась ехать к Билибину, чтоб выйти за него… Написана книга очень хорошо. Мне портило, что я знала героиню, которая была редко некрасивая женщина и мне жаль было…

На обороте вырезки: «Обнимаю и крепко целую. Твоя Саша. Спасибо!»

В письме А. З. все перепутано. Но интересно само восприятие романа современницей: ошибки памяти, слухи, сплетни. Все путала не одна Туржанская. Марк Слоним в своей статье называл прототипами Лизы Тураевой художниц Дьяконову и Ольгу Морозову.

Сейчас хорошо известно, что именно Никанорова стала героиней романа Каверина. А художница Щекотихина, с которой Туржанская была знакома, действительно появляется на первых страницах скандальной книги Ольги Форш «Сумасшедший корабль» под именем Котихиной. Там же упоминается тоже под сокращенной фамилией и художник Билибин:

…художница Котихина, ученица Рериха, по внешности – индусская баядера. Ей было холодно, в комнате минус два, и своего белоголового сына, по прозвищу Одуванчик, она послала на добычу топора, чтобы, расколов очередной подрамник, растопить им буржуйку. <…> Котихина твердо держалась, пока Либин жил в Африке, но когда он стал продвигаться из Александрии в Берлин, по пути засыпая ее телеграммами стандартного содержания – «целую и жду» – Котихина не устояла и ответила: «еду»181.

Александра Васильевна Щекотихина-Потоцкая (1892–1967), довольно известная художница, мастер живописи по фарфору, действительно была ученицей Рериха и женой художника Билибина, с которым обвенчалась в 1923 году в Каире. Естественно, она никогда не была замужем за Кавериным и никогда не выходила замуж за Артемова. Но прошло уже несколько десятков лет, и Александра Захаровна, очевидно, путает некоторые факты и события. Причем некоторые детали (платье М. И., названия парижских пригородов, где жили Цветаева, Никанорова) в ее памяти отлично сохранились. В написанном позднее письме от 1 марта 1973 года она снова возвращается к книге Каверина, при этом снова определяя ему в жены героиню романа:

Спасибо моя дорогая и главное родная Катюля за письмецо и за чтиво. <…> Каверина дала читать Н. Н. Мы знаем «Лизу» художницу она жена Каверина, а потом здесь в Париже была женой Артемова нашего большого дружка, который рисовал много Леля182 и меня, да я думаю ты его знаешь, он познакомился с Володей еще в Константинополе. А в Париже в Клямаре он жил с этой художницей. Мы у них бывали. Артемов умер во время войны183 и дальше я ничего не знаю. В Медоне, когда она была у М.<арины> И.<вановны> мы тогда жили вместе. Тогда я с ней познакомилась. Она еще не была с Артемовым. Это где она пишет о визите, где Муру 2 года, а Але 8 лет и у нас был маленький садик184. Н. Н. тоже ее знает, а главное все о ней… О вечере М. И., о котором она пишет185. На Марине Ивановне было платье хорошее, ей дала на вечер Катюша186. Вот еще почему нам особенно интересна эта книга, да еще Каверин, так хорошо