Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

конца перерыва было ещё много времени и внедрившийся «в народ» политотделец что-то весело рассказывал, все встали и дружно покинули курилку.

Курилка в Германии. Та же публика. В смысле — молодая и дерзкая. Раньше всех покинув «греческий зал», в курилку вошёл не кто-нибудь, а уже член Военного Совета ВВС, — он был в большой группе Министерства Обороны, приехавшей с проверкой и состоящей сплошь из маршалов и генералов; полковники там тоже были, но роль их была незавидная, они были похожи на казачков или мальчиков на побегушках. Незавидная судьба полковников Генерального Штаба, да и маленькие генералы чувствуют себя там некомфортно.

Итак, ЧВС в курилке около лётной столовой. В столовой к приезду такой важной публики чего только не наставили на столы.

— Недурно вас кормят, — говорит ЧВС, вытирая полные, хоть и старческие губы.

Ответ последовал незамедлительно.

— Что вы, товарищ генерал! Сегодня у нас совсем не так, как обычно! Ананасов не привезли почему-то, да и куропаток на второе не было!

ЧВС ненавидящим взглядом смерил капитана, дерзнувшего так высказаться, покашлял и удалился восвояси.

Не могу не рассказать ещё один поучительный (для начальников) случай, связан он тоже с комиссией из Москвы. Проверяла она полки и гарнизоны Центральных курсов подготовки и усовершенствования авиационных кадров — ЦКПУАК. Возглавлял комиссию генерал, герой Советского Союза, о котором юмористы пустили в свет не один десяток анекдотов. Вот один из них. Отец, сибирский крестьянин, говорит сыну-герою: «Иван, ты у меня генерал, Герой, но такой дурак — не приведи Господи! Кто же у вас другие, что помельче тебя? Совсем, поди…»

Этот генерал, ко всему прочему, прославился ещё и как разрушитель аэродромных туалетов. Надо сказать, что они, в большинстве своём, стоили того, чтобы с ними так поступали.

В первый день прилёта в ЦКПУАК он разрушил туалеты в двух гарнизонах, ещё в двух командиры, не дожидаясь команды генерала-разрушителя, развалили сами, чем избежали наказания, но гарнизонную публику при этом поставили вровень с первобытным обществом, обходившимся без белых домиков на отшибе. Отказ от привычки пользоваться туалетом давался людям с трудом. Им казалось, что со всех сторон, из всех кустов торчат глаза…

Командир полка, что базировался во Фрунзе, на свой страх и риск не пошёл по пути разрушения, а дал задание командиру ОБАТО срочно привести в порядок существующие бесхозные сооружения, ставшие в одночасье наиважнейшими. Все силы были брошены на эти объекты.

Группа проверяющих с сопровождающими от штаба армии (был и я в этой группе, с искринкой подобострастия в глазах записывал в большую тетрадь «ценные указания» начальства) во главе с сердитым генералом, прибыв на этот аэродром, сразу же ускоренным маршем устремилась к туалету, ярко белевшему вдали от других построек. Распахнув двери, генерал опешил. Вжав головы в плечи, все приготовились услышать: «Какие туалеты, такие и сами!» Генерал молчал. Заглядывающие ему через плечо, изумились увиденному. Только портретов великих деятелей страны не висело на стенах этого заведения! Долгим было молчание. Генерал не знал, что говорить, а окружение не смело говорить.

— Могут же у нас, если захотят, — наконец тихо, с каким-то недовольством, проговорил генерал, но уходить не спешил. Все стояли в оцепенении и тоже чего-то ждали.

Открывая и закрывая дверь, прильнув ухом к петлям, генерал прислушивался, но петли, густо смазанные авиационной смазкой НК-50, не визжали и не скрипели. Запоры, что изнутри, что снаружи, легко и надёжно запирались, пол блестел свежей краской, в уголочке — банка с известью и хлоркой, новенький веник за 3.60. В ажурной, расписанной под хохлому, коробке квадратики бумаги из газет. Взяв наугад несколько листков, генерал пролистал их и показал всем один, с портретом улыбающегося, не понятно с чего, майора.

— С портретами надо быть осторожными, — сказал он, обращаясь к подполковнику из строевого отдела армии. — Здесь можно беды нажить. Майор ещё ничего, а вот другие…

— Мы это знаем, — закивал подполковник. — Не выше майора!

— Вы знаете, а другие могут и не знать, — входил в роль назидателя генерал.

— Пошлём циркулярно, товарищ генерал, во все гарнизоны. Капитан, пометьте! — распорядился подполковник. Капитан тут же остервенело зацарапал в такой же толстой, как у меня, тетради.

— В общем, всё хорошо, но… — все внимали ему, — чтобы было и дальше так, надо повесить замок, ключ хранить у дежурного по аэродрому, — генерал набирал обороты. — Кому надо, тот приходит и говорит: «Товарищ подполковник, разрешите ключ от туалета». После туалета тем же порядком сдаётся ключ. Только тут дежурный говорит: «Подожди, я проверю, всё ли там в порядке ты оставил». — Все делают вид, что присутствуют при открытии чего-то сверхъестественного, что неподвластно их умам, а только избранным.

— Может, тетрадь завести, — слабеньким голоском пискнул капитан. Генерал уставился на него, свёл густые брови. — Посещений. С росписями. Пронумеровать и прошить.

Правильно! — Поддержал своего подчинённого подполковник.

Зарегистрировать в несекретном делопроизводстве. Печать для пакетов.

— Это мысль, — поняв, что не подначка, согласился генерал.

И всем стало понятно, что комиссия потребует завести на каждый туалет книги посещений.

Один раз в сутки расписаться оно бы и ничего, а если у тебя это самое… Опять же, по этой тетради можно судить и бесконечно гордиться, что некогда ваше, необходимое в жизни каждого человека, заведение посетил такой-то великий мира сего.

Вспомнился ещё один случай, связанный с комиссиями, с желанием угодить начальству.

В один полк, далеко не самый лучший, прилетела комиссия во главе с генералом. Читали, ворошили бумаги, спрашивали, въедливо всматриваясь, сузив глаза, исписывали кипы бумаг и отмалчивались, странно поглядывая на командира.

«Турнут куда-нибудь, — гадал скисший командир. — В ЗабВО или того хуже, где на макушке можно яичницу жарить».

И тем не менее, посоветовал комбату кормить комиссию отменно.

— Добрее они не будут, — заявил он унылым голосом, — но ленивее — точно. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Дорога от штаба до столовой — из аллеи старых дубов. На половине пути пролетавшая большая птица шмякнула на фуражку генерала, шествующего во главе колонны на званный сытный обед. Генерал, сняв фуражку, долго осмысливал событие, а потом показал её командиру со словами:

— Вот так, полковник.

Что за этими словами стояло, едва ли мог объяснить и сам генерал. Может, радостью поделился, что не летают коровы и драконы; может, огорчился и обиделся, что не нашла глупая птица для этого кого-нибудь пониже рангом, есть для этого и капитаны с майорами; может, просто хотел выразиться красивым философским слогом. Командир, козырнув, выпалил:

— Всё понял, товарищ генерал! — И что-то коротко шепнул на ухо подбежавшему начальнику штаба. Начальник штаба козырнул командиру и помчался