Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

Тюк, тюк, тюк. Тяжёлый вздох.

— Когда мы с тобой в цеатр здесь ходзили, Володзя? Как мы живём? Мы спиваемся.

Тюк, тюк, тюк. Горячая слеза падает на ржавую станину, шипит и пузырится.

— Вчера, — лукаво усмехаясь, рассказывал однажды Всеволод, когда в кабинете остались только «свои», — поставили мы с Валей (жена Всеволода) пластинку с ариями Карузо, и тут же звонок в дверь. Открываю. Стоит жена Байбакова: «Позовице Володзю, — говорит. — Его нет у нас, — отвечаю. — Вы говорице неправду, — настаивает она, — я слышу, как он у вас поёт».

Удивительное было на каждом шагу. И часто это удивительное ставило меня в непреодолимый тупик.

Заместитель главного инженера, полковник, после совещания у командующего вызывает меня и говорит:

— Командующий приказал аэродромщикам построить во дворе штаба вертолётную площадку. Если они зацепят лопастями за что-то и разобьются, то ты будешь виноват.

Мне кажется, со стороны я выглядел классическим идиотом. В голове рой вопросов: «Я, капитан, должен сказать командующему, что он не прав и запретить строить эту площадку? Какое отношение имеет инженер к строительству аэродромных объектов и руководству полётами?» И наконец: «Если вы считаете, что всё же должен вмешаться в это дело инженер, то почему вы, заместитель главного инженера, полковник, не сделали это сами на совещании, а поручаете капитану-новичку?»

Площадка была построена, апробирована и законсервирована до особого случая.

Ещё «интересней» была связь с частями. Чтобы дозвониться до аэродрома, скажем, Аральска (там стояла наша отдельная эскадрилья) нужно было позвонить с нашего коммутатора на окружной, потом на два московских, потом в Аральске два или три пройти, потом уже дают аэродром. За день не всегда получалось дозвониться. Дозвонившись, не радуйся, потому что тебя ждёт сюрприз в виде ответа дежурного солдата: «Иво нэт», — и в трубке гудки. В другой раз, дозвонившись до этого или такого же солдата, долго его убеждаешь не вешать трубку, пока ты ему не разрешишь этого. Как правило, в ответ на долгие разъяснения слышалось: «Иво нэт!» — и в трубке гудки.

Не успел освоиться на новом месте, как меня включили в состав ВГЭК. Еду в альма-матер.

Август месяц. В Киеве теплынь. Работаем до обеда, а после — кто чем занимается. Мои бывшие преподаватели предельно вежливы со мной, кормят клубникой с сахаром и сливками, дарят свои книги, и я давлю желание наиболее улыбчивых из них похлопать приятельски по плечу. Зажмурившись, вижу, как совсем недавно они за шпаргалки на экзаменах выталкивали меня в шею из аудитории. Но сегодня, как в песне Высоцкого, я зла на них не держу, потому что это была обычная, узаконенная, борьба двух направлений в науке: одни хотели воспользоваться на экзаменах трудами ночного бдения, другие противились этому, очевидно, видя в каждом из нас гения, а не обыкновенного, чуточку хитроватого студента.

После обеда идём с товарищем на Днепр. Купаемся, загораем. Золотые купола соборов горят при заходящем солнце, перекликаются звоном. Моторка с рулевым, подставившим коричневую мускулистую грудь напору свежего ветра, оставляет волнистый след на воде. На пляже нас четверо — мы с товарищем, паренёк с книгой и стриженный под бокс, в летах уже, мужчина. Он-то и привлёк моё внимание своим необыкновенным атлетическим сложением. Гладиатор! Геракл! Культурист, наконец! Искупавшись, он подсел к нам на скамеечку, и я не оставил его без вопросов. Оказалось, он борец в прошлом, а сейчас тренирует юношескую команду. Пришла девица, и они, поплескавшись в Днепре, ушли. Тут же к нам подбежал паренёк с книгой.

— Кто это? — кивнул он вослед уходящим.

— Тренер, — ответил я, сообразив, о чём хочет узнать паренёк.

— Я думал, йог.

Я рассмеялся.

— Йог? Да они же все, как мумии.

— Не скажи! Разве я похож на мумию?

Он популярно рассказал об этой системе воспитания и совсем убедил меня в необходимости заняться ею, когда показал несколько упражнений. Упорным трудом, по книжке на украинском языке, приобретённой по подсказке, я кое-чему научился, а некоторые упражнения так и до сих пор не забываю выполнять в свободное время. Без них я уже не могу.

Моя молодая жена страшная сладкоежка. Может жить месяцами на одних конфетах и шоколаде, отговорить её от такой ненормальности невозможно, и я решил накормить её этой «отравой» до отвращения. Я купил целый чемодан дорогих конфет. «Бог с ними, — подумал я, — с этими деньгами. Это же в последний раз. Игра стоит свеч!» Я проиграл! Чемодан конфет был съеден в рекордный срок, и никакого отвращения, даже маленького расстройства желудка, у моей жены не случилось!

Воинские части, за которые я отвечал, были разбросаны по трём немалым по площади республикам — Казахстану, Киргизии, Таджикистану. Тысячи вёрст! Поэтому командировки были интересными и длительными. В переходный период приходилось брать с собой и летнюю одежду — для южных областей, и меховую — для северных, где свирепствует «Шайтан» или «Афганец», несущие красный песок со снегом параллельно земле. Там такой снег, какого не видел даже в Сибири: можно было только пилить или рубить — так плотно утрамбовывало его ветрами. В районе Семипалатинска (в шутку его называли Семилапатинск) прорубались в снегу траншеи от здания к зданию, и были они выше крыш.

Снег для аэродромной службы — Божье наказание! Взлётная полоса должна быть сухой и чистой в любое время года, в любое время суток. А чтобы так и было, сутками «утюжат» её специальные машины со списанными реактивными двигателя на автомобильном шасси. День и ночь зудят они на полосе, устилая сторублёвками. Должности, как командир аэродромной службы, хуже не придумаешь. Ни сна ему, ни отдыха. Однажды подчинённые такого командира прислали письмо на популярную радиопрограмму «Для тех, кто не спит». «Дорогая редакция, — писали они, — мы, солдаты Н-ской части, хотим рассказать, какой у нас хороший и заботливый командир: он спать не ляжет, не убедившись, что мы все сыты, обуты, одеты. Он лучше отца родного! Мы просим вас передать ему нашу благодарность и исполнить его любимую песню «А снег идёт»«.

В Джамбуле всё иначе. Там жара под 40 градусов, а то и 50, и есть настоящий восточный базар. Горы арбузов, дынь, торговцы в халатах и тюбетейках. Осы вьются около дынь, зудят то зло, то лениво. Персики с кулак… Дыни метровой величины тают во рту, от сладости склеиваются губы.

В Джамбуле сидит наш вертолётный полк. Его развернули из отдельной вертолётной эскадрильи, что базировалась в Темиртау, и посадили по соседству с гражданским аэродромом. Однажды, когда я был там, что было не редкостью, ночью поднялась буря. Вырывало с