Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

— Да не надо мне никакой путёвки! — Я был на грани возмущения. — Я здоров! Только что пришёл из отпуска! У родителей отдохнул очень хорошо!

— Вот и хорошо! Там отдохнул, а в санатории подлечишься, и потом без проблем служи! За здоровьем надо следить и беречь его, вовремя надо лечиться! Так что с первого января у тебя отпуск! В виде исключения, разрешаю его с двадцать пятого декабря, чтобы в дороге не встречать Новый год!

И поехал я в санаторий, который мне совсем был не нужен.

В первые же дни ввода войск в Афганистан, бросили туда и этот полк. Быть бы и мне там, но я был уже в это время в Германии. Первый Герой Советского Союза Щербаков Василий — выходец из этого полка. Впервые встретились мы с ним, когда он был ещё лейтенантом, а ушёл в Афганистан уже майором, командиром эскадрильи. Вместе мы летали в горах, готовили лётчиков к полётам в высокогорной местности. Было это незадолго до Афганистана.

Опыта полётов в горах у наших лётчиков не было, и на первых порах нам помогал подполковник из полка пограничных ВВС, базировавшегося под Алма-Атой. Взлёт и посадка в горах — сложнейшие этапы. Чтобы взлететь или сесть с малой площадки на высоте 2 000-3 000 метров надо разгрузить вертолёт, слить топливо. Роль вертолёта сводится в таком случае к нулю. Выход нашли пограничники. Они освоили взлёт вертолёта по-самолётному, но с переднего колеса. Если смотреть со стороны, то кажется, что сейчас вертолёт перевернётся через кабину и плюхнется на спину. Я, отвечающий за технику, ждал, что если не с первого взлёта, то со второго точно отвалится передняя стойка. Но стойка не отламывалась, и вертолёт успешно взлетал с площадки при полной заправке и с грузом на борту. Этот метод пригодился многим лётчикам, оказавшимся в Афганистане.

В горах разбился и наш вертолёт, когда я был ещё во Фрунзе. Сгорели генерал и борттехник. Лётчики выползли из кабины горящего вертолёта через щель между вертолётом и землёю сантиметров в десять. Причина катастрофы — не учтены особенности взлёта и посадки в горах, отсутствие у экипажа опыта полётов в таких условиях.

Горы — это серьёзно.

В инструкциях экипажам всех вертолётов Миля запрещалось запускать в воздухе отказавший двигатель, объяснялось это опасностью вызвать пожар. Я пришёл в вертолётную авиацию из истребительной, где лётчик обязан был до минимально допустимой высоты запускать отказавший двигатель, при необходимости — неоднократно. Тут же два двигателя, казалось, проще простого: не спеша убедись, что нет пожара и скрежета, и запускай спокойно. Ни слова об этом ни в одной инструкции. Есть, как подобрать режим работы действующего двигателя, есть рекомендации выкинуть лишний груз, есть разрешение выбрать площадку и сесть. И какие бы вводные (полёты в горах или над морем, лесом, где невозможна посадка) я не называл, лётчики упорно, за малым исключением, придерживались буквы инструкции, а не здравого смысла. Причина этому — боязнь наказания за нарушение требований важного для них документа. Двигатели же, особенно на вертолётах Ми-8, выключались в полёте довольно часто из-за низкой надёжности в работе системы обогрева воздухозаборников, и запускать их в воздухе повторно сам бог велел, но… инструкция. Тем не менее, эту идею я при каждом случае внедрял в сознание лётчиков, возможно, кто-то и прислушался.

Летали мы с площадки у какого-то горного кишлака. Высота — 3 500 метров. Дети на серой, выбитой ногами, полянке гоняют мяч часами, я же, пробежав метров 50, чуть не умер от бешеного сердцебиения. Ещё выше — мальчишка пасёт яков. Стадо лохматых быков лениво отыскивало что-то среди жухлой поросли и камней, и никакого внимания на наш вертолёт. Для разнообразия погарцевали на низкорослой лошадке, сфотографировались, снял я на киноплёнку и яков с мальчишкой, и лётчика-инспектора на лошадке, и странно взлетающий вертолёт.

На высоте дышится легко, но работать физически организму трудно, он просто задыхается от недостатка кислорода.

С полётами в горах был ещё такой эпизод. От Главкома ВВС разошлись шифровки, в которых предписывалось изучать в войсках и расширять возможности авиационной техники, не бояться летать на граничных режимах. Мы поняли это в буквальном смысле. И когда летали в горах, то решили проверить, как поведёт себя вертолёт на высотах, превышающих указанные в инструкции. Мы — это экипаж, лётчик-инспектор подполковник Терентьев, Василий Щербаков и я, запасшись кислородными баллонами и масками, пошли на «побитие рекорда». Вот предельная по инструкции высота, но вертолёт ведёт себя спокойно, ползёт послушно вверх. Превысили на 500 метров. Всё хорошо. 1000 метров сверх инструкции. Двигатели работают устойчиво, показания приборов соответствуют режиму. Я всё фиксирую в блокноте. Заметны незначительные срывные явления, вертолёт слегка потряхивает. Полезли выше. Тряска усилилась. Такое впечатление, что камни кто-то швыряет нам на лопасти. Выше — больше камней. Становится страшновато от мысли, что будет с нами, если загремим вниз на острые скалы.

Довольные экспериментом, решили после обработки данных, не затягивая, доложить в числе первых о своих успехах в штаб ВВС и, тем самым, отличиться. Если чёрт не шутит, то, глядишь, и медальку отвалят. И вот мы вернулись в Алма-Ату, я сижу с таблицами, рисую графики, пишу объяснения… Прибегает Костя Терентьев.

— Что делаешь? — спрашивает.

— Дело идёт к концу, — отвечаю, довольно потирая руки.

— Никаких концов! — шепчет, оглядываясь. — Собери всё и уничтожь. Понимаешь, я сейчас вышел на своих там, говорю, вы понимаете, мы поднялись на высоту… С той стороны молчок. Я опять: мы поднялись на высоту, выше установленной… А мне: «Вы инструкцию, инспектор, знаете?» Уничтожай всё или прячь, только никому об этом ни слова!

С вертолётом этого полка довелось мне испытать мороз в 47 градусов по Цельсию.

В конце рабочего дня вызвал меня к себе Козьмин и говорит:

— В степи около космического аппарата сел наш вертолёт, чтобы забрать его, и у вертолёта из-за холода не стала на упор одна лопасть. Лети гражданским рейсом до Кокчетава, там на вертолёте доберёшься до точки. Разберись и эвакуируй вертолёт, а за аппаратом придёт другой, тоже под твою ответственность.

В Кокчетав я прилетел ночью. Меня никто не встретил, и найти кого-то было бесполезным занятием. Я решил скоротать остаток ночи в гостинице аэропорта. К моему удивлению, все номера были свободны, но когда я зашёл в один из них, то удивление моё улетучилось: от окна до половины комнаты был наметён снежный сугроб. У стены стопой сложены матрацы. Деваться некуда. Я переоделся в меховую одежду, соорудил гнездо из матрацев,