Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

Всмотревшись, мы заметили на занятом участке несколько чахлых стебельков и от души, дружно, рассмеялись. После нашего смеха у наездника пропало желание требовать от нас возмещения ущерба.

— Да тут со всего поля не собрать на лепёшку! — простодушно подвёл итог тяжбы бортмеханик.

Верховой всё же показал нам, что он что-то значит, громко и сердито прокричал в сторону расшалившихся детей, отчего те враз поутихли. На мгновение. Строгий же начальник, стеганул ни в чём не повинную лохматую, зачуханную, лошадёнку и ускакал прочь.

Поздно вечером, когда спала жара, мы сделали ещё одну ходку и заночевали.

Питались сухомяткой уже больше недели, желудки ссохлись и приклеились к хребту. Хотелось чего-нибудь домашнего, а тут что ни банка консервов, то всё перловка, хотя кладовщик-прапорщик уверял, что это мясные консервы.

— Шашлычку бы, — слабым голосом изрёк «правак» с Ми-6, совсем недавно ещё упитанный человек.

— Ружьишко бы какое, — конкретней высказался борттехник.

— Ружьишко-то есть, да что с него толку, — отозвался борттехник с вертолёта сопровождения. — Патроны с утиной дробью.

— А ну, покажь! — попросил уже я, в общем-то, неплохо понимающий толк в ружьях и патронах — с восьмилетнего возраста уже на брюхе ползал с «берданкой», скрадывая на болоте уток. Да и разряд у меня по стрельбе. В 8 классе я занял первое место на районных соревнованиях по стрельбе из малокалиберной винтовки и второе место по стрельбе из «трёхлинейки»… И это в стороне, где куда ни плюнь — в охотника попадёшь.

Дробь на самом деле была мелковата, но выход я нашёл. Надрезал гильзы по окружности в месте пыжа, подержал в руках ружьё, повскидывал, прицеливаясь, и сказал, что при встрече с сайгаками или джейранами можно будет рассчитывать нам на шашлык.

Летали мы недолго, простреливая глазами ровное, как блюдо, пространство. На потрескавшейся от жары и сухоты земле, казалось, ничего живого быть не может. У холмов заметили парочку сайгаков, пошли на них, нагнали. Выстрел, один всего выстрел, и сайгаки, оба, как в цирке по команде «Але-ап!», перекувыркнулись через голову. Прапорщик-немец с фамилией не то Геринг, не то Геббельс (в Киргизии и Казахстане были целые поселения немцев) возглавил производство шашлыков. Окрылённые успехом, мы слетали за свежей холодной водой.

Объедались свежими шашлыками, обпивались холодной водой, созерцая недалёкие мазары, думая попутно о бренности существования вообще и сытого — вчастности. Через час, а то и раньше, я стал замечать, что люди стали пробивать тропку к ближайшим скалам. Да и у меня что-то закрутилось вихрем в животе. Короче говоря, на пути к нашему грузу, брошенному в степи, мы раз пять подсаживали вертолёт то к кустикам, то к холмикам, а то и просто в голой пустыне.

А наш обременительный груз всё же сорвался с привязи.

С тоскою в глазах мы провожали до земли его, сожалея, что не случилось этого раньше, коль суждено тому быть. Облако, как от ядерного взрыва. Из космоса можно было подумать, что Советский Союз провёл очередное испытание секретного оружия. Может, так и подумали где-нибудь в Пентагоне, расшифровывая снимки из космоса.

Набрали высоту для лучшей связи, доложили пренеприятнейшую новость на КП Армии, стали в круг, ожидая решения.

— Тащите, что есть! — была команда.

И мы потащили это «что есть», точнее, что осталось, теряя по ходу куски от аппарата, имевшего когда-то гордое название «летательный».

Его Величество Случай держал нас за горло, не давал возможности ни на минуту расслабиться. На подлёте к Джамбулу, оставалось каких-то вёрст сто, мы пересекали железную дорогу. Когда мы были над дорогой, от нашего проклятого груза отвалился самый большой кусок из тех, что раньше отваливались, и кленовым листом, плавно, как бы выискивая место для самого удачного приземления, поплыл в сторону «железки». Мы завертели головами, просматривая всю видимую часть дороги.

— Ни хэ… себе! — выразил кто-то из нас общее впечатление от увиденного, а может, все мы, одновременно, выдохнули это восклицание. И было от чего! Прямо под нами мчался пассажирский поезд!

Если бы у нас были пистолеты, мы бы ждали развязки, приставив стволы к виску. Бог в очередной раз пошутил. Железяка брякнулась в десяти метрах от поезда, очевидно, немало удивив скучных, разомлевших от жары путешественников. А может, кто-то подумал: ученья идут.

Если бы на этом всё и закончилось. Так нет же!

Месяца через три по всем аэродромам страны от Востока до Запада, от Юга до Севера помчались комиссии ВВС, выискивая разбитые самолёты и вертолёты, которые якобы восстановлены и летают. Завернули они и к нам. А вертолёт-то наш совсем-совсем не летающий, хоть и числится в сводках как один из лучших. Что делать? Ничего мудренее нашим отцам-командирам на ум не приходит, как наказать исполнителей неудавшейся экспедиции. Задним числом состряпан приказ «о наказании невиновных и поощрении не участвующих». Судя по тяжести наказания, мне отводилась главная роль в объединении, и важнее меня птицы там не было. Служебное несоответствие мне, строгий выговор лётчику-инспектору, ну, и мелкие брызги разлетелись по всем остальным.

— За что такие привилегии? — спросил я своего командира.

— Ты нарушил схему крепления. Я утверждал другую, — сказал он наобум и не промахнулся.

— Я не нарушал схемы. Более того, я усилил её за счёт дополнительных узлов крепления.

Моё заявление страшно обрадовало командира.

— А это и есть нарушение! Сделал бы как в схеме, мной утверждённой, и всё было бы хорошо!

Я знал, что бодаться бесполезно, тем более был свеж пример с моим коллегой. Он посмел заявить на подобное обвинение, что никаких указаний ему со стороны командира вообще не было. Командир не кричал, не топал ножками, не брызгал слюной, не грозился уволить из армии, он просто перестал замечать его. Всем по чемодану бумаг, тому — ничего, всех разогнал по гарнизонам, этот сиднем сидит в штабе. Ни в наряд его, ни на учения. Выдержал, бедолага, месяц такой жизни и запросился, куда угодно, только бы вон отсюда! Уехал куда-то в Россию.

На базе Среднеазиатского военного округа ВВС страны проводят учения по спасению экипажей со сбитых самолётов. Привлечено много сил и средств. Там и самолёты, там и вертолёты! Там почему-то я, майор, главный от инженерноавиационной службы воздушной армии, хотя в отделе полковников — пруд пруди, и все они такие умные и важные, обласканные командиром (уже генералом), к каждому празднику дырки сверлят под ордена, беремями получают подарки. Меня же, как специально для завала операции, бросили под колёса тяжёлой военной машины. Приказ есть приказ, он не обсуждается, он выполняется! И я с раннего