Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

— Да дело в том, что он храпит. Никто с ним не уживается.

— Господи! Вот беду нашли! — воскликнул генерал. — Мы тоже не лыком шиты!

— Как хотите, — говорит администратор, — только потом на нас не жалуйтесь.

Через полчаса после заселения генерала из этого номера с матрасом, свёрнутым в трубку, с выпученными глазами выскочил полковник.

— Ну и храпит, сволочь! Это ж какой-то кровожадный уссурийский тигр, а не человек! — были его слова.

Жизнь вертолётчика более земная, чем истребителя или бомбардировщика. Он чаще оказывается в гуще событий. Казалось бы, и не должно тебя касаться что-то, а касается.

Дежурил экипаж на маленьком аэродроме, скорее и не на аэродроме, а площадке, на севере Казахстана. Снег, ветер, мгла, безлюдье, скукотища. День близится к закату. Валяются на избитых кроватях командир и штурман, чертит что-то в тетради под тусклой лампочкой бортовой — студент-заочник. Ждут ужина. После — та же скука перед сном.

И вдруг стук в дверь. Стоят люди с обеспокоенными лицами, тревогой в глазах. Нужен срочно вертолёт, чтобы отправить трудную роженицу в районную больницу. Переглянувшись, члены экипажа закивали головами. «Но для полёта в таких условиях нужен спирт, — сказали лётчики, подумали и добавили: — две двадцатилитровые канистры». Пошептавшись, медики пообещали привезти спирт. И точно, к вылету спирт был у вертолёта. Бортовой залил в противообледенительную систему одну канистру, а вторую припас на всякий случай.

Роженицу отвезли в район, где она благополучно разрешилась сыном, которого тут же нарекли именем командира экипажа — Иваном. Это счастливое событие решили отметить и лётчики. Выпили из сэкономленной канистры по одной чарке за новую тёзку командира, пожелав ему долгих лет и счастливой жизни, потом за здоровье матери. Налили по третьей. За удачный вылет. Командир и бортовой, крякнув, опорожнили рюмки и потянулись за квашеной капустой, и тут штурман, зажав ладонью рот, кинулся к двери. Посмотрели друг на друга командир и бортовой и ничего не сказали, но по их выражению можно было прочесть: «Слабак!»

Штурман вернулся не скоро. Губы его дрожали, и сам он был серо-зелёный. Не говоря ни слова, показал на свою рюмку. Заглянули. Там плавал палец. Пришла очередь бежать за дверь командиру и бортовому.

Придя в себя, стали выяснять, что за спирт дали им медики.

— Одну канистру мы вам дали чистейшего медицинского спирта, — доложили медики, — а вторую слили из сосудов, в которых были законсервированы органы. Решили, что для технических нужд он подойдёт.

Из Каунаса после ремонта перегонял экипаж вертолёт в Каган. Погода зажала на промежуточном аэродроме так, что пришлось потратить на питание все деньги. День на исходе, а экипаж ещё не обедал и не завтракал. И погода по-прежнему нелётная.

— А ну-ка, давайте, пошарьте по закуткам карманов, может, что найдётся, — предложил командир.

Наскребли двадцать пять копеек.

Побрились, умылись, оделись, пошли в гастроном.

Долго всматривались в витрины, мысленно ведя подсчёты. Нашли подходящую по своим финансам колбасу, командир высыпал мелочь штурману, самому молодому и симпатичному из экипажа, и отправил за покупкой.

Продавец, тоже молодая и симпатичная девушка, воскликнула:

— Да это же собачья!

Штурман был сражён, убит, растоптан. От смущения не знал, куда себя деть. Видя его замешательство, ему на помощь заспешил командир.

— В чём дело? — спросил он штурмана.

— Эта колбаса собачья, — ответила за него продавец.

— Всё правильно! — подтвердил командир. И передавая ещё десять копеек штурману, добавил: — Бери на все нашей Жучечке!

По плану кадров я должен уехать в ГСВГ, я ехал на нижестоящую должность, иначе не вырваться было из этих мест. Отъезд совпал с работой инспекции МО в нашем округе. Возглавлял инспекцию Маршал Москаленко. Она работала ровно месяц и хорошо потрепала нервы всем, особенно командирам полков и дивизий. Я был в группе обеспечения перевозок членов инспекции. Подготовка литерных рейсов, контроль состояния вертолётов и экипажей — это моё дело. В инспекции был маленький не то генерал-полковник, не то генерал армии с кавказской фамилией, страшно злой человек. Я видел, как он прыгал перед огромным генералом из округа и размахивал в ярости руками. Генерал был спокоен и это ещё больше злило кавказца. Генерал терпел, но, похоже, терпение его тоже было на пределе, и он всеми силами сдерживался, чтобы не возразить неравному по правам и комплекции своему «оппоненту». А сыр-бор был затеян из ничего.

— Почему, я вас спрашиваю, имитация ядерного взрыва раньше времени на десять минут?! — надрывался инспектор.

Генерал не знал. Не мог знать, потому что это был вовсе и не имитационный взрыв, а упал наш самолёт на полигоне. Взрыв нужный прозвучал точно в установленное время, вызвав новую волну ярости у маленького инспектора.

За тот месяц столько наломали дров, что за всё время существования округа не было.

Всем известно, что Москаленко любил охоту, и вот как-то я получаю задачу, подготовить ему вертолёт и быть на этом вертолёте. Пришли из Алма-Аты два лучших вертолёта, мы подготовили их по первому разряду, как говорится, и полетели к границе с Китаем. В Н-ске дозаправились и полетели в обозначенную на карте точку. Это были какие-то кошары. От кошар к нам подъехал уазик, из него вышел человек и сказал, чтобы мы ждали пассажиров. Через час примерно подъехала группа машин, из них высыпало множество упитанных мужей, среди них были видными Маршал Москаленко и генерал армии Попков — ЧВС КСАВО. Маршал выглядел нездоровым, и полной противоположностью ему был Попков. В два метра ростом, широкая грудь и спина, огромнейшие кулаки. Маршал спросил, всё ли готово к полёту, получив утвердительный ответ, снял китель и передал его борттехнику.

— Жарко. Повесь где-нибудь.

И пассажиры укатили к кошарам. Мы ждали ещё часа два. Вернулись они подрумяненные и в меру возбуждённые. Полетели. Через минут сорок сели у пограничной заставы, к вертолёту подбежал плотный, низкорослый, старший лейтенант-казах, а может быть, и киргиз. К нему вышел Попков, они о чём-то долго говорили, показывая руками на горы в стороне границы с Китаем.

— Всё в порядке, — кивнул Попков Маршалу, поднявшись по лесенке в вертолёт. — Вчера его видели там.

Ещё двадцать минут полёта. За это время врач, весьма симпатичная блондинка, успела замерить у Маршала пульс, артериальное давление, температуру, дать ему чего-то в блестящем стаканчике из термоса, а порученец, полковник Иван Иваныч, принялся раскрывать коробки с ружьями и патронами. И мне нашлось дело.

— Товарищ, — обратился ко мне Маршал, — кто ты? Скажи им, — кивнул на кабину, — чтобы закрыли в полу дырку: шумит сильно и дует.

Я сказал