Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

объединения. Это послужило причиной перевода меня в штаб 73 Воздушной армии, расположенный в столице Казахстана — Алма-Ате.

Началась новая жизнь, во многом отличная от прежней.

Там, где «цветёт» саксаул

Служить Родине, служить Народу, служить, служить, служить… Это было моим постоянным обязательством в течение всей жизни. А если вдуматься, то здесь нет ничего плохого. Если бы каждый гражданин, человек, понимал правильно, для чего он на Земле, и делал бы всё для служения высоким целям, то наша жизнь была бы иной. Она была бы намного лучше, красивей, богаче, справедливей.

Но в жизни не всё так. Бескорыстно служащих, вместо поклонения им, сейчас, в отличие от тех давних лет, когда служение Народу было главным предназначением человека, считают ущербными людьми, их называют самыми презрительными именами.

Моё служение Родине, Народу началось неосознанно. Оно определялось, прежде всего, Присягой. «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды вооружённых сил, принимаю присягу и торжественно клянусь…» — читал я текст Присяги перед строем, не особо вдумываясь в его смысл. Если написали, значит, так должно быть. А потом уже, с годами, когда свалилась с глаз пелена младости, я увидел Народ таким, каким он есть. Я увидел его величие и бедность, начал постепенно понимать свою роль в жизни моего Народа, свою ответственность за его судьбу. Как легко и как сложно служить, осознавая, что ты служишь Народу и Родине.

По определению: командир всегда прав, даже когда он не прав. В любом случае подчинённый обязан выполнить его приказ. Подчинённый прикрыт Уставом, гласящим, что командир, отдающий приказание, берёт на себя ответственность за принятое решение. Но спасает ли это подчинённого от ответственности за содеянное, противное его убеждению, пониманию им чести и совести? Нет, не спасает. Есть ещё Суд Совести, вот он-то судит по очень строгим законам! Этот Суд не даст спокойно жить, если ты, проявив недальновидность и безволие, совершил тяжкое преступление перед человечеством. Уверен, что казнили себя, осознав содеянное, лётчики, сбросившие атомные бомбы на Японию; может быть, страдали, если не были законченными подонками, солдаты фашистской Германии, расстреливавшие, сжигавшие заживо женщин, стариков и детей; страдали солдаты и офицеры, испытавшие ужасы войн в Корее, Вьетнаме, Афганистане, Чечне, Ираке… Много было причин для страданий, к сожалению, они есть и в наше время. Бесконечная цепь бессмысленных взрывов, уносящих жизни тысяч безвинных людей, непрекращающиеся войны, справедливые и не очень, и не видно этому конца. Хуже того, мне грезится большой пожар, огромный всепоглощающий пожар! Раздувать его будут ортодоксальные, примитивно устроенные, слепо верящие своим кумирам и богам люди, и эта слепота дорого всем обойдётся.

Суд Совести никогда не снимается с повестки дня.

Ещё курсантами мы старались постичь истину — всегда ли прав командир и, соответственно, всегда ли надо выполнять его приказания, готовы ли мы, в особых случаях, отказаться от выполнения приказаний? Особый случай рисовался таким: Народ — с одной стороны, а мы, армия, — с другой. Поднимет ли моя рука винтовку против Народа? К своему счастью, я уже тогда знал твёрдо, что никто и никогда не заставит меня стрелять в мой Народ! Что было причиной такой убеждённости, понять нетрудно: я — частица этого Народа, принадлежу этому Народу!

И вот я начальник и командир. У меня в подчинении десять офицеров, восемь из них старше меня по возрасту, дюжина старшин и сержантов, тоже в приличном возрасте, и семьдесят солдат всех национальностей Советского Союза. Что я им прикажу, как добьюсь «беспрекословного и точного выполнения» моих распоряжений и приказов — были для меня в то время не праздными размышлениями. Тем более что в наследство я получил далеко не идеальное подразделение. Постоянные нарушения воинской дисциплины были в нём закономерностью.

Во время представления командиру полка и замполиту я услышал такие слова: «Принимайте хозяйство, знакомьтесь с личным составом, делайте всё возможное и невозможное, но в подразделении должен быть порядок! На всё это мы вам даём двадцать суток. В течение этого времени мы не будем вас наказывать, а там уж, извините, — развёл руками замполит, — будем вынуждены принимать серьёзные меры и к вам! — Думаю, необходимости в этом не будет», — было моим ответом начальству. Это заявление вызвало скептическую улыбку у замполита, командир же посмотрел на меня обнадёживающе и серьёзно. Он поверил в меня и в дальнейшем всегда помогал. Мои предложения и просьбы никогда не оставались без ответа. Даже когда я ошибался, он защищал, прежде всего, от партийных органов, жаждущих расправы. Я благодарен моему новому командиру — полковнику Мочалову, вижу его добрую, чуть хитроватую улыбку и рад тому, что судьба свела с ним в начале моей карьеры.

Нет необходимости описывать мои действия, командирские методы управления военным коллективом, они были максимально просты: в каждом подчинённом я видел человека, личность, старался понять характер и мотив поступков, ведь, зная человека, его сильные и слабые стороны, легко влиять и на его жизнь, хотя бы на том её отрезке, на котором мы тесно соприкасаемся. Да и в дальнейшем пригодится разумному человеку хорошая подсказка. Разве мало было у меня командиров и начальников, кто лепил из меня человека, кто подсказывал правильный в жизни путь? Только с великой благодарностью я вспоминаю их!

Через полгода наше подразделение, всем на удивление, стало лучшим в полку! Комиссии, проверяющей наш полк, по каждому проверяемому предмету командование полка подсовывало наше подразделение. Стрельба из личного оружия? Мы! Физическая подготовка? Мы! Политические занятия? Мы! Защита от оружия массового поражения? Мы!

— Позвольте! У вас в полку, наверное, есть и другие подразделения? — не соглашалась комиссия с графиком проверки, представленным штабом полка.

И мы не ударили лицом в грязь. По всем предметам защитились на отлично! Мне было приятно видеть перерождение коллектива. Отношение к своим обязанностям у многих солдат резко изменилось, они постепенно освобождались от безразличия к службе, от неверия в справедливость.

Из сказанного можно сделать вывод: при правильной расстановке сил, при уважении личности человека и постоянном контроле исполнения приказаний будет порядок в организации, будет дисциплина, будет успех! Командир должен быть не только строгим со своими подчинёнными, но и ревностным их защитником! Перефразируя Лермонтова, командир должен быть слугой Народу, отцом солдатам. Строгий и справедливый командир всегда пользуется уважением у своих подчинённых и у стоящих выше начальников.

Работы было не много, а очень много. Своё подразделение, занятия с лётчиками и техниками, планирование и организация работы, службы, досуга, контроль выполнения могочисленных планов — всё требовало уйму времени.