Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

американский фильм по роману Ирвина Шоу «Молодые львы». При незажившей ещё ране от войны, при неугасшей ненависти к фашистам и немцам в целом я готов был простить немецкого солдата. Более того, мне было жаль его. После, прочитав под впечатлением фильма эту книгу, не нашёл в ней того, что было в фильме. Здесь книга стала всего лишь рамкой, куда кинематографисты втиснули картину, гениально ими написанную.

Коль речь о кино, то не могу не сказать и о современной киноиндустрии. Много их с крутыми парнями, увешанными автоматами и пулемётами, с лакироваными красавицами, казалось, сошедшими с глянцевых журналов. Кровь рекой, нечеловеческая любовь и коварная измена, а никого и ничего не жаль! Посмотрел, зевнул и забыл! Искусство это? Несомненно! Искусство не тревожить ум и сердце! А это сейчас в моде! Одним словом, индустрия. И в театре, и на эстраде, и в литературе, в искусстве царствует сегодня ин-ДУСТ-рия! Дуст! Ядовитый дуст!

Время учёбы было самое лучшее, хотя бы потому, что мы все были равны и независимы друг от друга, не было никакой необходимости доказывать свои преимущества перед командованием, вымащивая тем самым себе дорогу на высшую должность. Профессора и преподаватели доходчиво объясняли довольно сложные предметы, и они уже не казались такими сложными.

Странно, но мне понравилась химия. В школе, пропустив подряд уроков десять (копал картошку), я никак не мог, как говорится, «врубиться» в суть этого предмета и еле-еле вытягивал на трояк. А тут же она оказалась такой интересной! И высшая математика прекрасна! Ею всё можно описать, доказать, рассчитать! Незаметно, казалось, но ум становился иным. Он, подобно компьютеру, оценивал предмет изучения со всех сторон. Если добавить, что наши учителя достигли многого и в жизни, и в науке, естественным было их желание, поделиться опытом, хотя бы и жизненным, с нами, у кого всё впереди и всё покрыто неизвестностью. Порой простенький случай из чьей-то жизни подсказывал другому выход из сложной ситуации.

В училище было много иностранцев — студенты из Африки, Ирана и Афганистана. Из Ирана учился богатенький слушатель, говорили, наследный принц. Другом его был афганец. После занятий они на своих машинах спешили в центр Киева: принц — на шикарном трёхрядном блестящем «Кадиллаке», афганец — на «Москвиче-408» канареечного цвета. «Кадиллак» подкатывал к КПП бесшумно, слышалось только мягкое шипенье от касания шин с асфальтом, «Москвич-408» о своём появлении заявлял издали, он сердито рычал, дёргался, гремел, фырчал, выбрасывая клубы чёрного дыма, — так он упрямо добивался внимания к своей персоне. Стоило им остановиться, как тут же «иностранца» облепливали, как осы мёд, любопытные прохожие. Они заглядывали в салон, качали головами, разглядывая своё отражение в сверкающем лаке кузова. На нашего нетребовательного и скромного друга с его ярким оперением никто не обращал внимания; по его притуманенным фарам заметно было, как он страдает от своей неполноценности, как стыдно ему стоять рядом с большой и важной подругой, стыдно за всё, а больше всего стыдно за свою крикливую дурацкую раскраску. Клоун, посмешище среди весёлой толпы.

Перед окончанием третьего курса мне пришла мысль, попутешествовать в окрестностях Байкала. Видел его однажды, когда проезжал мимо на поезде, тогда ехали мы на войсковую стажировку на Дальний Восток. Впечатление оставил он в моей податливой и доверчивой душе, впитывающей в себя всё без разбора, грандиозное.

Получилось, что, прожив почти двадцать лет рядом с этим чудом природы (километров пятьдесят нас разделяло), я так и не смог там побывать. Причины тому просты: рейсовых автобусов тогда не было, как и дорог. Но самая главная причина — недостаток времени. Школа, колхозные поля и пашни, работа в собственном хозяйстве занимали всё время. Не до развлечений было. Вспомнился тут же ещё один интересный случай. Получается: вся жизнь — череда случаев. Было это уже после окончания Киевского училища. Уговорил я жену, проехаться до реки Лены, посмотреть на её красоту и мощь, познакомиться с людьми того края, у них, как правило, интересная судьба: там много потомков казаков-первопроходцев XVII века, много ссыльных политических и уголовников, вынужденных жить по отработанным и отшлифованным временем законам. Законы эти просты и незыблемы. Кто их нарушает, бывает очень сурово наказан. «Закон — тайга, прокурор — медведь» — изречение для тех мест совсем не шуточное.

В автобусе сосед спросил меня, к кому и зачем я еду? Узнав, что просто так, посмотреть на речку, долго не мог в это поверить, а поверив, уставился на меня, как на блаженного. Всю дорогу с хитрецой на меня поглядывал и хихикал в горсть.

Не любят сибиряки просто так глазеть по сторонам.

Итак, хорошая мысль предполагает хорошую подготовку для её исполнения. Для путешествия по диким местам необходимо крепкое здоровье. Есть у меня такое? Сомневаюсь. Сомневаюсь после серии случаев, опубликованных в центральных газетах. Там то жестянкой от консервной банки кто-то кому-то вырезал апендикс, то на корабле врач, используя зеркало, сам себя оперировал… И у меня, естественно, в правом боку стало побаливать. Я решился на операцию! Пришёл к своему военному врачу с жалобой «на невыносимые боли снизу и справа». Он долго мял мне живот, глядя в потолок, бывал иногда удовлетворён моими ответами, а чаще я разрушал ими всевозможные признаки популярной и нужной мне болезни. Не добившись от меня толка, он рассказал, как я должен вести себя и что говорить в госпитале, куда он меня отправит на «скорой».

В госпитале принял меня полковник, ему я добросовестно рассказал всё, чему меня научил его коллега.

— Через час операция! — сказал полковник.

Операцию делала женщина хирург.

— Я тебе сделала маленький аккуратный шов, — порадовала она меня, хотя для меня это было не главным.

Вошёл в операционную полковник.

— Вы ему показали, что вырезали? — спросил он хирурга и ассистентов.

Долго они рылись в ведре, а потом показали мне маленького красного червячка.

— С таким апендиксом можно было жить лет сто, — резюмировал полковник.

На Байкал мы поехали группой из четырёх человек: я, брат Коля, двоюродный брат Витя и Оля, жена двоюродного брата Валерки. Добирались автостопом. На остров Ольхон, куда мы держали путь, переехали на примитивном пароме. Тут же купили омуля. Сумерки сгущались так быстро, что мы едва успели добежать до стога сена на отшибе, в котором решили заночевать. Не успели перекусить, как засверкали молнии. С необыкновенной поспешностью мы прорыли норы в стогу и спрятались в них, боязливо, как суслики, выглядывая наружу. А тут уж стихия творила чудеса! Косые изломанные стрелы вонзались в землю рядом с нами, грохот стоял такой,