Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

Отказ двигателя. При попытке посадить самолёт на поле аэродрома, лётчики «перетянули» ручку из-за боязни столкнуться с одинокой берёзой, самолёт вышел на закритические углы, потерял скорость и перевернулся… Погибли комэск, прибывший в полк по замене, и Жигалов Валерий. Комэска мы не успели узнать, а с Валерой знакомы с первых дней в полку. Отличный был парень. Его улыбающееся доброй улыбкой лицо стоит перед моими глазами, я отчётливо помню каждую чёрточку, тембр голоса.

За долгую службу много мне приходилось видеть слёзы жён и матерей, слышать их плач, но, как плакала жена Валеры, я не забуду никогда. Она не убивалась, не рвала волосы, не кричала истошно. Она тихо, бесслёзно, шептала. И в её словах, как в печальном рассказе, нескрываемая боль, боль утраты самого дорогого человека. Жизнь её до встречи с Валерой была сложной, трудной, он помог ей стать на ноги и распрямиться, он был с этих пор ей всем. «Только с тобой я поняла, что такое жизнь, — тихо говорила она, глядя на гроб и крепко прижимая к груди двухлетнего сынишку. — И вот я опять одна. Не успела сказать тебе слов благодарности, самых лучших слов…»

На учениях разбивается боевой самолёт… Старший лейтенант Логинов…

По гарнизону поползли нехорошие слухи. Исходили они от жён лётчиков, они обвиняли техников в плохой подготовке самолётов к полётам. Хотя ни в одном случае комиссиями не было сказано об этом и слова, тем не менее, слухи ширились, заполняли каждый уголок пространства. Возникали стычки. В ответ на упрёки, жёны техников говорили жёнам лётчиков, что их мужья не умеют летать, из-за этого страдают совершенно невинные люди. Командование и политотдел старались погасить раздор и в чём-то преуспели, только однажды брошенное необдуманное слово разделило общество на две части, посеяло недоверие и неприязнь.

Через год инженер эскадрильи предложил мне поступать в академию. Я отказался. Причина проста: за границей получали в два раза больше, чем в Союзе. И дело совсем не в том, что я был жаден до денег, этот недостаток мне не присущ, просто крайне необходимо было вывести хотя бы частично из нищеты родителей, поднять братьев и сестёр. По аттестату я переводил им деньги, покупал одежду и пересылал посылками.

— После будет сложнее, — предупредил меня инженер.

И всё равно я отказался.

Каждый отпуск вырывал кого-то из общества холостяков, общежитие опустело. В Дом офицеров, «Дом последних надежд», как прозвали его остряки, перестали приезжать на танцы девушки из госпиталя, и вечера стали невозможно скучными.

Однажды там я почувствовал на себе пристальный взгляд незнакомой мне девушки, она чем-то неуловимым отличалась от других. И одета, вроде, как все, причёска только вот другая да очень уж внимательные глаза…

Не дождавшись конца вечера, я вышел из здания и остановился в раздумье, куда же повернуть стопы: во мрак, в серость, в своё неуютное общежитие или к девочкам в общежитие. У них лучше, веселее, но не каждый же день отираться там. Если бы Катя не уехала, можно было бы навестить её. Катя — официантка лётной столовой соседнего полка. Красно-рыжие волосы прекрасны, серо-зелёные глаза огромны и ласковы, личико миловидно, точёная фигурка, по годам мы почти равные: ей девятнадцать, мне двадцать один. Мы счастливы, когда вместе, обходимся без слёз, без закатывания глазок, без вздохов и ненужных признаний в любви. Я скучал без неё, я ждал встречи, но мне почему-то не приходило в голову связать свою судьбу с её судьбой, что-то всё же мешало. А теперь нет её, и у меня пусто на душе.

— Dlaczego pan nie tanczyc? — послышалось за спиной. Голос был неожиданным, я вздрогнул. Рядом стояла незнакомка. Она улыбалась сдержанно, и взгляд был полон тайн.

Я улыбнулся в ответ:

— Nie chce mi siе.

Мы говорили, прислушиваясь к словам и интонации, старались понять друг друга правильно. Смеялись, когда, наконец, удавалось расшифровать сказанное, долго непонимаемое слово или предложение. Я узнал, что Ядя, так звали мою совсем не случайную собеседницу, она в этом скоро призналась, приехала к родителям, они тут живут, за аэродромом, ей уже двадцать три.

Мы разговаривали и прогуливались по безлюдным дорожкам городка, как незаметно оказались за его пределами. Светила яркая луна. Небо чистое и звёздное. Снег хрустит под ногами. Мы научились понимать друг друга, хотя преимущественно каждый из нас говорил на родном языке. Оказывается, есть много общего в наших языках, только надо слушать внимательно, и тогда всё становится на свои места. Мне, может быть, было проще, потому что я знал много белорусских и украинских слов, они же нередко встречаются и в польском.

Так с разговорами и смехом дошли до её дома, прощаясь, она прижалась ко мне и крепко поцеловала в губы…

Надо ли после этого говорить, что я надолго потерял голову, уже не принадлежал себе. Даже вопреки строгому наказу командира эскадрильи: «Быть начеку, ожидается боевая тревога», — я ушёл за аэродром и пробыл там до рассвета. Утром вернулся, и тревога, к моему счастью, застала меня уже в общежитии.

Уезжая от родителей, Ядя подарила мне маленькую фотографию с дарственной надписью… А потом наш полк перебросили на другой аэродром…

Вскоре я женился. Наверное, по зову природы. Так уж заведено, что каждый должен жениться хотя бы один раз. И если по каким-то причинам брак окажется неудачным, и в силу привычки захочется опять обременить себя семейными заботами, ты женишься с полной уверенностью, что сейчас-то уж точно будет брак счастливым, потому что выбирал не торопясь, нашёл не жену, а ангела, — всё равно не спеши радоваться, ибо в скором времени окажется, что и здесь получилась промашка… И если в третий раз решишься на такой поступок, то смело можешь считать себя, мягко говоря, недальновидным, а попросту — идиотом. Ты так и не понял, что все женщины (как, впрочем, и мужчины) ничем, практически, не отличаются друг от друга, только разве самой малостью. Так стоит ли из-за этой этого заводить сыр-бор? Я избежал этой ошибки, остановившись на втором браке. Кто знает, может быть, я и не прав. Как часто в своих выводах, замечаниях, прогнозах, хотелось бы мне быть неправым, но такое, к сожалению, бывает крайне редко.

Гарнизонная жизнь! Кто только о ней не писал! И ещё сколько писать будут!

Коммуналок тех не забыть. И хорошим они отличались, и плохим, но, смеха ради, всегда можно было найти историю и не одну. Мало своих — у соседей можно занять. Как образец такой трагикомедии, расскажу историю в гарнизоне