Над окошком месяц - Виталий Яковлевич Кирпиченко

Часто приходилось работать без выходных. Но, видя успех, не замечалась усталость, не было и разочарования. Да и отрадно было наблюдать, как из «маменькиных сынков» молодые люди на наших глазах превращаются в мужественных солдат, настоящих защитников Родины.

В профессиональном плане пришлось побороться, чтобы изменить существующие порядки, а точнее — беспорядки.

Самолёты и вертолёты спонтанно, не придерживаясь никакой очерёдности, косяками пёрли в ТЭЧ. В эскадрильях не задумывались о плановой выработке ресурса, прикрываясь важностью государственного плана подготовки иностранных лётчиков, за что государству хорошо оплачивали эту подготовку. Площадка ТЭЧ была постоянно заставлена техникой, требующей регламентных работ, замен двигателей, редукторов и других агрегатов. Технический состав работал допоздна, даже в выходные дни. Эти авралы всем поднадоели, и люди, не веря в возможность когда-нибудь войти в график, тянули лямку, особо не напрягаясь.

Стоило больших трудов переубедить специалистов и доказать им, что размеренная плановая работа — вполне реальное явление.

С трудом, но мне удалось добиться поставки самолётов и вертолётов по плану, для чего в эскадрильях нехотя, но стали планировать выработку ресурса, сообразуясь с возможностями нашей ТЭЧ. У себя, под моим началом, мы отработали сетевые диспетчерские графики с определением важных пунктов работ, подлежащих дополнительному контролю. Попутно назначили диспетчера, обучили его, добыли «громкую» и телефонную связь и разместили всё это на построенной «голубятне».

Через месяц-два исчезли всякие авралы, а специалисты успевали выполнять работы в установленные распорядком часы и спокойно шли в свои семьи, институты, театры и кино…

Не обходилось без казусов. Пошли нарекания в наш адрес от соседей, что-де офицеры ТЭЧ работают с прохладцей, ни на минуту не задерживаются на аэродроме. Инженер пытался упрекнуть меня в этом «упущении».

— Владимир Емельянович, назовите хотя бы один случай срыва графика регламентных работ или отказа авиационной техники по нашей вине? — попросил я его в один из таких моментов.

— Нет, но… все работают, а вы уже чистенькие идёте к остановке, — пытался доказать своё инженер полка.

— Ну и пусть идут — они же выполнили свои задачи! Пусть идут к жёнам, детям, наконец, к телевизорам, что в этом плохого? Пусть воспитывают своих детей, чтобы не перевоспитывали их с опозданием другие.

Но не все спешили домой.

Был у меня подчинённый сверхсрочник, механик высшего качества, старше меня он был лет на пятнадцать. Жена и дочь затерроризировали его, шага ступить не имел права без их ведома. Чтобы сократить время такого неприятного для него общежития, он приходил «под занавес». Чтобы было только где переспать. Конечно же, приходил навеселе.

Однажды зазвонил телефон. Дежурный по КПП сказал мне, что со мной хочет встретиться жена сверхсрочника Черемнова. Я разрешил пропустить её. И вот раскрывается дверь, в кабинет влетает рослая, крепкая женщина и… замирает с открытым ртом. Её растерянность объясняется просто: жаловаться на мужа она пришла не к умудрённому годами человеку, а к сосунку, годному в сыновья. Разговора у нас не получилось. И всё же я не оставил это без внимания.

— Михаил Николаевич, что у вас не так в семье? — спросил я Черемнова в конце работы.

— А ну их! — махнул с досадой он, и я понял, что помочь им разобраться в их делах не смогу.

Также неприкаянно бродил вечерами по городу от киоска к киоску, от чебуречной к пельменной лётчик-инструктор, майор. У инструкторов была незавидная, очень напряжённая работа. В пять часов утра они уже, как привязанные, висели над полем аэродрома в пышущих жаром вертолётах. До восхода солнца было терпимо, а примерно с девяти часов, обливаясь потом, они изнемогали в кабинах вертолётов, где было такое пекло, что ад показался бы раем. Потом разбор полётов, послеполётная подготовка, постановка задач на следующий день… И так без конца. Естественно, что при такой работе нужен хороший отдых, а его у майора-инструктора не было. Были изверги — жена и дочь. А отдыха — никакого.

После моего развода мы как-то случайно встретились с ним около киоска, где он покупал пирожок.

— Ну, как? — спросил он.

— Дочь жалко, а в остальном всё хорошо, — ответил я.

— Мне что ли так же сделать? — задумался он, разглядывая на широкой ладони чёрствый пирожок.

Познакомился с желающими нашептать в ухо на ближнего. Такому «праведнику» я однажды сказал так:

— Для меня сейчас все подчинённые равны! А что они мне дальше покажут, от этого и танцевать будем. Я сам разберусь без подсказки!

После этого всякая мелочь докладывалась «доброходом» в партком, замполиту, командиру. Командир плевать на это хотел, а политотдельцы любили поковыряться в моей печени.

С начальником штаба полка тоже не обошлось без серьёзного разговора.

— Товарищ капитан! Почему вы не выполнили моё распоряжение и выделили солдат на уборку территории в два раза меньше? — Металл в голосе начальника, глаза сверкают гневом.

Подойдя к школьной доске, которая была в классе, где начальник штаба проводил совещание с командирами подразделений, я чётко расписал, по памяти, необходимые трудозатраты на выполнение плана регламентных работ и имеющиеся трудовые ресурсы. Получалось, что этот план мы в состоянии выполнить, если не будем отвлекаться на другие работы. К этому добавил требования документов по безопасности полётов и безаварийности.

— Я не имею права не выполнить ваше распоряжение, только тогда будет сорван план работ, — заключил я.

— Задержитесь после работы! — настаивал на своём начальник штаба.

— Переутомлённые специалисты могут допустить ошибку в работе, а это грозит лётным происшествием, — не сдавался я. — На этот счёт есть Директива Главкома ВВС номер такой-то…

После этой нашей беседы начальник штаба никогда не требовал, а спрашивал, могу ли я выделить на какие-нибудь важные мероприятия солдат? Конечно же, я старался исполнить его просьбу.

Только хорошими словами могу я выразить своё отношение к старшим командирам и начальникам, которые в трудные для меня моменты не становились в позу солдафона, а всегда шли навстречу. Нет уже ни командира полка полковника Мочалова, нет начальника штаба подполковника Кузнецова, нет полковника Орловецкого, инженера и организатора, который всегда оставался для меня примером, не ведаю, где мой непосредственный начальник подполковник Евтеев Владимир Емельянович. Хорошие были командиры!

Весной следующего года Владимир Емельянович пошёл в отпуск, а меня оставил за себя. Его отпуск и моё новое назначение решили отметить вечером после работы на берегу БЧК (Большой Чуйский канал). Взяли несколько бутылок кубинского рома (ничего другого в продаже не было), того-сего из закусок и уселись под кроны старой арчи.

— Какая дрянь, этот ром! — первым высказался отпускник. — И ничего лучшего не купить.

— Лучше бы уж спирт, — скривившись, сказал инженер по вооружению.

— Самогон у моего деда,