Криошок - Марат Александрович Чернов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эдуард и Света застыли в тени высокого угловатого тороса, и лётчику внезапно показалось, что он слышит отрывистое хриплое дыхание беглеца, затаившегося не более чем в нескольких метрах.
Видимо, тот больше не собирался бежать и просто поджидал, пока кто-нибудь из них не высунется, чтобы выстрелить точно ему в упор.
Макарченко стащил с головы меховую шапку, нацепив её на наконечник длинного ствола СОНАЗА, подполз к краю ледяной скалы и высунул шапку так, чтобы как минимум её край попал в поле зрения беглеца. Как он и ожидал, нервы последнего не выдержали, и раздался выстрел, снёсший шапку со ствола.
– Ну что, получил, ублюдок? – крикнул Шумилов и засмеялся.
Макарченко услышал какой-то шум, и понял, что Вячеслав перебирается на другое место, чтобы устроить там новую, более надёжную засаду. Нужно было рискнуть и не дать ему скрыться, поэтому, забыв об осторожности, он буквально вылетел из-за своего укрытия, распластавшись на льду и держа оружие наготове. Эдуард увидел метнувшуюся в сторону фигуру Вячеслава, трусливо втянувшего голову в плечи, и выстрелил. Пуля почти зацепила Шумилова, в ответ тот резко развернулся и нажал курок, однако выстрела не последовало. На мгновение убийца застыл на месте, озадаченно изучая пистолет, затем отшвырнул его в сторону и медленно попятился, не сводя глаз с Макарченко. В его руке появился большой нож Царицына, трофей, который он украдкой стащил со стола в кают-компании, когда его там оставил Степан незадолго до нападения инфицированных на станцию.
Макарченко опустил разряженный трёхствольник, сделав знак Свете, что она может спокойно выйти из укрытия. Девушка недоверчиво выглянула из-за скалы и успокоилась, лишь заметив пистолет Фридмана, валявшийся на снегу.
– Брось нож, – крикнул Эдуард. – Всё равно он тебе не поможет.
Света нацелила дробовик в лицо Вячеславу, на котором неожиданно отразилась презрительная ухмылка. Он швырнул нож к ногам Макарченко и сказал:
– Вы позволите мне уйти, верно?
– С какой это стати? – спросила Света. – Да и потом, разве тебе есть куда идти?
– Да, честно говоря, я много думал об этом, – ответил Шумилов. – Куда мне идти? Скажем так, назад, к людям, – его губы растянулись в кривой жестокой усмешке.
– Во-первых, замёрзнешь, – сказал Макарченко. – А во-вторых, тебя ждут в московском следственном Управлении для дачи показаний по факту серийных убийств. Или ты скажешь, что не виноват?
Вячеслав помолчал, с каким-то издевательским снисхождением глядя на пилота, затем ответил:
– Перед смертью профессор Фридман решил сделать мне подарок, испытав на мне средство, которое хотел испытать на всех нас. Наверно, это странно прозвучит, и вы решите, что я окончательно двинулся рассудком, но я больше не испытываю холода. Это приятный, согревающий, возбуждающий жар во всём теле. Я не замёрзну, в моей крови – антифриз! – он с издёвкой оскалился, заметив удивление на лицах Эдуарда и Светы. – Я без проблем доберусь до большой земли… и буду убивать. Я переплыву океан, войду в Книгу рекордов Гиннесса, смогу убить много, ужасно много людей, и стану величайшим киллером в истории, забавно, не правда ли?
– Да, конечно, – ответил Макарченко. – Тебе ведь мало смертей своей любимой жены и дочки.
Неожиданно Шумилов нахмурился и прошипел:
– Попрошу не шутить на эту тему! Я любил их обоих… и до сих пор люблю. Просто жизнь вносит свои коррективы. Это дар, и он мне был дан неспроста.
Быстрым движением он выудил из-за пазухи смятую тетрадь.
– Немного внимания, господа! Вот дневник доктора Шахицкого, немного проливающий свет на то, что тут произошло. Я прихватил его с собой незаметно для Фридмана из лаборатории, чтоб скучно не было в пути. Особо нервных попрошу очистить зал! – Шумилов перелистал несколько страниц. – Я точно не знаю, но, похоже, он работал над исследованием новой и страшной напасти. Он пишет, что это – древнейшая болезнь снегов, ужасающая тайна, проклятье сэра Франклина, и дальше много всевозможной бредятины. Опасность, как он считает, грозит всему человечеству, если болезнь достигнет материка. Так что делайте выводы, ребята!
Света вздрогнула, невольно сместив прицел карабина, когда увидела, как за спиной Шумилова из-за ближайшего тороса выскользнула громоздкая снежно-белая тень, почти сливавшаяся с окружающим пространством. То же самое заметил и Макарченко, буквально остолбенев и потеряв дар речи. Только Шумилов, похоже, не слышал и не замечал ничего, упиваясь своей безумной идеей и приходя в восторг при виде изумлённых мин на лицах лётчика и спортсменки, которые ему казались очень забавными.
Поэтому он продолжил не без доли стёба:
– Вижу, вы онемели от холода. Так что предлагаю разойтись, как друзья. Возвращайтесь на станцию, а я направлюсь стопами Нансена прочь из этой «страны ледяного ужаса», дабы поскорее забыть всё, что случилось, как кошмарный сон.
Макарченко поднял руку, указав на устрашающую тень, медленно и совсем бесшумно подкрадывающуюся к Шумилову. Гигантский белый медведь был явно голоден, но инстинкты хищника заставили его проявить все свои природные охотничьи навыки, чтобы жертва не заметила его как можно дольше. Двое людей, стоявших в отдалении, его совершенно не интересовали и не пугали – голод был сильнее, ведь последняя охота на жирного тюленя сорвалась, а ещё один подобный промах, причём в разгаре таяния полярных льдов, вполне возможно, означал бы для зверя голодную смерть.
Лишь когда между ним и Шумиловым оставалось не более нескольких метров, медведь угрожающе проревел, оскалив пасть, и бросился на человека, не успевшего даже понять, что происходит. В одно мгновение медведь подмял его под себя и начал терзать, раздирая плоть на части. Душераздирающие вопли Шумилова, казалось, не испугали, а только взбесили дикого зверя, и, вцепившись в его горло огромными клыками, он встряхнул его несколько раз, как тряпичную куклу, пока тот не затих.
Света прицелилась из дробовика, но Макарченко, угадав её намерение, перехватил дуло «Сайги», отведя его в сторону.
– Он наказан, – коротко сказал Эдуард. – Нам надо уходить.
Они вернулись к снегоходу, и решили возвращаться на станцию, не дожидаясь, пока белый медведь пойдёт по их следам. Остановившись возле тела Фридмана, Макарченко выдернул из его груди «ось земли», передав Чирковской.
– Мы воткнём этот флаг на полюсе, – пояснил он. – Для него. Ведь он был, в сущности, неплохим человеком.
Она кивнула и улыбнулась сквозь слёзы. Внезапно ей захотелось жарко обнять Эдуарда и, как ни странно,