История одной семьи - Римма Выговская

Но вот она уже собирается уезжать. Естественно, я в крик. Реву, разину рот и сую себе в рот свои кулаки, а мама протягивает мне свой: «На мой, а то тебе мало.» Я реву и реву. Маме надоедает, да и уезжать надо, и она говорит: «Дочка, пить хочется, принеси мне воды». Я с радостью кидаюсь исполнить её просьбу, а когда прибегаю с водой, мамы уже нет, уехала. Меня захлёстывает обида: обманула…

В другой раз помню, как мама приехала летом. Мы гуляли в лесу – в тайге. Пока она нас разыскивала, она набрала огромный букет цветов (она очень любила цветы, всякие). И так и вышла к нам: из-за букета её почти не было видно. Все детишки бросились к ней: «Дай!» И мама раздала цветы всем детям, которые среди этих цветов гуляли, но увидели их только в маминых руках. Мы с Женькой радовались: вот какая наша мама – всех одарила!

Приезжал Генка один в санях на лошади. Солидно с нами здоровался. Мы замечали, что у него новое пальто. «Хорошее», – одобрял Женька. Генка тоже привозил нам гостинцы. У него через плечо висела связка баранок. И опять, как и мама, Генка угощал не только нас, но и других ребятишек. А мы с Женькой снова радовались: вот какие гости к нам приезжают, всем хорошо!

Иногда мама в качестве гостинцев привозила или присылала с Генкой пакетики-порошочки с солью – соли-то тогда не было. И вот в этих аптечных пакетиках мы получали по чуть-чуть соли, и за столом раскрывали их, и приглашали своих соседей по столу чуть присолить свою еду. И опять радовались. Сколько же было поводов для радости!

Однажды Генка приехал к нам не с визитом, а за нами. Мы сели в сани, Генка – на облучок, и мы поехали домой через тайгу. Мы были вне себя от счастья, но вдруг за нами увязалась свора не то собак, не то даже волков. Генка привстал и стал нахлёстывать лошадь, но та и сама летела во весь опор. До дому добрались благополучно.

Почему-то родители часто переезжали с места на место. Например, я родилась в селе Б. Хабык (на каком-то этапе паспортистка исправила это название на Б. Хабынское, так у меня в паспорте и значится), а Женька, родившийся через год, появился на свет уже в другом месте, самый младший брат Вовка – в третьем и т. д.

Помню, в какой-то деревне я в сад шла почему-то одна (может, Женька болел?). Прихожу, меня осматривает садовский доктор, молодой мужчина, и вдруг говорит мне: «Девочка, иди домой и скажи маме, что у тебя свинка, поняла?» Я головой-то кивнула, но ничего не поняла. Мне стало мучительно стыдно: какой же чумичкой я пришла в детский сад, если дядя доктор обозвал меня свиньёй?!»

Я пошла не домой, а на речку. Там я стащила с себя платьице, «выстирала» его в речке, разложила на травке и стала ждать, пока оно высохнет. Там, пригорюнившуюся, меня и нашла мама, которой уже успели сообщить, что меня отправили домой.

Мои братья

Братьев у меня было трое. Старший, Геннадий или попросту Генка, сын мамы от первого брака. Это был настоящий старший брат: в меру с нами строг, но и защитник, и опора. Соберётся он куда-нибудь со двора к своим друзьям-сверстникам, мы с Женькой с обеих его сторон на нём повиснем: «Возьми нас с собой!» Он немножко посопротивляется, а потом берёт нас за руки и вперёд. Его друзья спрашивают: «Чего ты мелюзгу с собой притащил? Ладно бы пацана, а девку-то зачем?» – «Да ладно, – отвечал Генка, – их легче с собой взять, чем отвязаться от них».

И так всю жизнь он был СТАРШИМ братом. И, только когда он умер, недели не дожив до 72 лет, я удивилась: старше меня он был всего на два с небольшим года! 19-го августа 2006-го ему исполнилось бы 72 (умер он 12 августа), а мне 1 января 2007-го стукнуло 70.

О Женьке я уже говорила. Вообще-то он родился в том же, 1937-м, что и я, только 15 декабря (а я – 1 января). Мама же записала его, благо в деревне это было возможно, на 2 января 1938 г. Так что в детстве мы с Женькой свои дни рождения всегда отмечали вместе – 3 января. Папа получал зарплату 2-го числа, и нам выделялись какие-то деньги на это. А уж сам праздник мы с Женькой очень рано стали устраивать самостоятельно, пока родители были на работе.

Женька был главной фигурой в моём детстве, особенно раннем. Он раньше меня пошёл, раньше меня начал разговаривать и очень старательно обучал меня этому.

Если я не знала, как называется то или это, я обращалась к Женьке: «Деня, это тё?» Женька тут же давал мне исчерпывающий ответ, не всегда совпадающий с действительностью. Но переубедить меня было невозможно: «Деня казав». Пока Женька не выучивался говорить правильно, я слог в слог повторяла за ним.

Женька был очень забавным малышом. Хвастун он был страшный. Хвастался, чем мог и чем не мог. «Мой папа – директор», – например, заявляет он. «Директор чего?» – спрашивают его. «Директор столовой», – гордо отвечал Женька. Выше должности он тогда не знал, а в столовую в нашем посёлке или деревне мы иногда заходили и пили там бесплатно морс. Мама договаривалась, а потом за нас платила.

Мы с ним так и росли: неразлучно, как близнецы. Даже спали в одной кровати лет до 12.

Однажды соседка по коммуналке захотела выбросить из своей комнаты письменный стол – такой красивый, старинный. Он был без ящиков, но с очень изящными гнутыми ножками. Мы с Женькой пристали к маме: давай, возьмём. «Куда?» – спрашивает мама (мы вшестером жили в 12-метровой комнатушке. Мы с Женькой уговорили маму выбросить нашу кроватку-кушетку, а на её место поставить стол. Днём он нам служил столом, причём письменным (!), а ночью – крышей над нашим спальным местом. Женька загородил его со всех сторон, провёл туда электричество, и я – о, счастье! – получила возможность читать там хоть всю ночь напролёт. Женька рядом только сладко посапывал. Иногда я будила его: «Жень, слушай, Д'Артаньян-то! Он знаешь, что? Он…» Женька выслушивал меня благосклонно и, закрывая глаза, говорил: «Ну, ладно, читай дальше, потом расскажешь». А до этого мне приходилось читать на кухне, откуда родители меня постоянно гоняли.

Были мы с Женькой в параллельных классах: я – в женской школе, он – в мужской. Учились одинаково хорошо, даже в старших классах, хотя Женька никогда не любил читать и накануне сочинения обращался ко мне: «Слушай-ка, завтра у нас сочинение по „Войне и миру“, расскажи вкратце, в чём там дело?» Я с упоением начинала ему пересказывать содержание романа. Женька, послушав меня минут 10, перебивал: «Стоп, стоп! Значит, этот – вот кто, а эта – его невеста, а эти… Ну, ладно, хватит, ты, чего, весь роман мне собралась рассказывать? Хватит уж!»

И что удивительно: сочинения он писал не хуже меня. Может быть, не лучше, но и не хуже.

Братья Генка и Женька были моими защитниками на нашей Б. Коммунистической, даже когда их рядом не было. Идём с девчонками из школы, а впереди – заслон из мальчишек со снежками. Ой, что будет!.. И вдруг с их стороны слышится: «Ой, ребя, там сестра Выговского (или Хромого – Генкино прозвище: он в 15 лет сломал ногу, некоторое время хромал, а прозвище осталось на всю жизнь). И снежки дожидались другой группы девочек, у которых не было таких защитников. Везунчиком Женька был удивительным. Если я с самого детства всё теряла: те малые деньги, которые нам выдавались на карманные расходы; рукавички, ленточки из кос и т. д. Женька постоянно что-то находил. Однажды мы с ним стояли в очереди, помню, за сахаром (а в очередях нам в детстве пришлось постоять, ой, как много! – то за мукой, то за сахаром или подсолнечным маслом и т. д., и т. п.). Так вот стоим мы, значит, в очереди (под проливным дождём между прочим), прижимаясь, стараясь втиснуться в стену какого-то деревянного дома или сарая, а на нас с крыши льются потоки воды. И вдруг на Женькину голову вместе с очередной волной воды шлёпается сотенная бумажка – сумма по тем временам очень даже немалая. Конечно же, мы дома об этом рассказали. Не помню, как были истрачены эти деньги, но, поскольку обиды на родителей не осталось, очевидно, всё было улажено по справедливости.

Как я уже говорила, мы учились с Женькой в параллельных классах, но в разных школах: мужской и женской. Родительские собрания иногда совпадали, и в одну школу должна была идти мама, а в другую – папа. Мы с Женькой быстренько устраивали военный совет: у кого в школе благополучней – туда направляли папу, а мама всё стерпит.

Это мне напомнило эпизод уже из моей материнской судьбы. Старший сын Митя, поступив по окончании школы в Физтех, в каком-то семестре вдруг схватил на экзамене тройку. Ужасно расстроенный, он пришёл ко мне на работу и попросил: «Мам, давай папе об этом не скажем». А мамы все одинаковы: всё стерпят.

В 1955 г. мы с Женькой закончили школу и оба не поступили в институты. Он пошёл в какое-то ТУ (Техническое училище), окончил его и какое-то время работал на заводе. Там он начал было очень активно сливаться с рабочими массами по части употребления алкогольных напитков, но тут вмешался старший брат Геннадий, который довольно долго увлекался спортом: играл в баскетбол и бегал на лыжах (по лыжам у него даже был какой-то разряд). Так вот, взял он Женьку под белые руки, отвёл в спортивный клуб, в секцию баскетбола и таким образом спас от угрозы пьянства. Женя очень хорошо прижился в этом клубе и в этом виде спорта и, несмотря на то, что был невысок, скоро стал капитаном. У меня есть фотография, где он, самый маленький, стоит во главе команды.