История одной семьи - Римма Выговская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Читать его заставляли вслух и при этом водить пальцем по строчкам. И вот я исхитрялась так пристраиваться сзади и так замирать, что он меня не замечал. Я внимательно следила за его пальцами и его голосом и вдруг на каком-то этапе – о чудо! – я увидела, что понимаю текст!
Когда он заканчивал свои мучительные занятия и убегал на улицу, я тихонько брала букварь и повторяла урок. И однажды вечером я достала у Генки из его котомки букварь, подсела к маме и показала ей, что я вполне овладела техникой чтения. И мама, и отец были потрясены. Отец тут же сунул мне газету и потребовал, чтобы я ему читала. Но в газетах я справлялась только с крупными заголовками, мелкий шрифт ускользал от меня.
Мама поступила по-другому. Она работала тогда преподавателем на ветеринарных курсах при РАЙЗО (расшифровать эту аббревиатуру я сейчас не могу). И там имелась библиотека, в том числе детское отделение. Мама начала приносить мне оттуда книжки – и как же я радовалась им! Библиотекарь (я её или его не помню совершенно) очень скоро понял, что я заядлая читательница, и все новые поступления в первую очередь оказывались у меня.
Много чего я там прочитала, но в памяти почему-то отложилась повесть Осеевой «Девочка из города». Эта девочка надолго стала моей любимой героиней, потом, гораздо позже, её сменила Козетта из «Отверженных» Гюго.
Вскоре мне стало не хватать книжек из этой библиотеки с маминой работы. Наступило лето, и мама разрешила мне пойти и записаться в библиотеку, которая была у нас в селе. Я так и сделала. Там, делая скидку на мой малый возраст, мне первой книжкой дали картонную книжку-раскладушку – сказку Чуковского «Федорино горе».
Естественно, выйдя из библиотеки, я тут же по дороге домой принялась её читать. Сказка мне очень-очень понравилась, но каково же было моё разочарование, когда я увидела, что не прошла и половины дороги домой, а книжка кончилась! Я быстро побежала обратно в библиотеку, но строгая тётенька ворчливо сказала мне, что книжку она мне дала на 10 дней и чтоб раньше, чем через неделю, я её не беспокоила.
* * *С этим же я потом столкнулась в Москве, где очень неласковые тётеньки-библиотекарши давали одну, много две не очень толстые книжки на 10 дней и слышать не хотели о том, чтобы обменять их раньше срока. Это было просто трагедией. Потом я научилась выходить из положения, записав в библиотеку Женьку, и он брал дополнительные книжки для меня. А когда я обнаружила при детской библиотеке читальный зал, то все мои проблемы с дефицитом чтения были решены. Библиотекари в читальном зале почему-то очень прониклись ко мне и давали читать новые поступления, правда, с просьбой написать отзыв для их газеты. А это было совсем не трудно: тётенька садилась со мной рядом, задавала вопросы, сама записывала мои ответы, а в награду за отзыв я получала к прочтению «самые интересные» книжки. Так я прочла в читальном зале «Маленького оборвыша», «Тома Сойера», «Без семьи» и многое, многое другое.
Эта московская библиотека находилась во дворе нашей школы, туда я и отправлялась, когда меня выгоняли с уроков – а это случалось, потому что я была удивительной хохотушкой и мне достаточно было показать даже не палец, а кончик его, чтобы я залилась весёлым громким смехом.
У меня была подружка в классе, Оля Виленская, с которой мы, гуляя, задумывались и рассуждали, почему тот или иной предмет называется так, а не иначе. Почему, спрашивали мы, «рот» – рот, а не, допустим, «абажур»; «язык» – язык, а не «стул»?.. И была у нас шутка: «Открой абажурчик, высуни стульчик». Мы обе сидели на первых партах, но я – у окна с Таней Телегиной, а Оля – в среднем ряду, прямо перед столом учителя, с Олей Александрович. И вот Оля Виленская поймает мой взгляд, откроет рот и высунет язык. На нашем языке это и означало: «Открой абажурчик, высуни стульчик». Я прыскала и тут же слышала голос учителя: «Выговская, выйди вон!» Чаще всего почему-то это случалось на моём любимом уроке литературы. Или Танька Телегина, моя соседка и закадычная подружка до самой её ранней (в 50 лет) смерти, вдруг ябедничала: «А Выговская под партой книжку постороннюю читает». И опять: «Выговская, выйди!»
Я, нисколько не огорчаясь, бежала из школы, не одеваясь, потому что это совсем рядом, и проводила с удовольствием минут 15 в своей любимой «читалке». А под конец урока наша «Варварушка» (Варвара Петровна Сергеева) говорила Оле Виленской: «Оля, ты, наверное, знаешь, где найти Выговскую. Пойди позови её. Я буду объяснять новый материал». Оля бежала в «читалку» и возвращала меня на урок.
Всю школьную программу по литературе я, естественно, прочитывала заранее, ещё летом. В старших классах первый ответ по новому писателю всегда был за мной. Я готовила целый обзорный доклад, получала заслуженную «пятёрку», а потом до самого заключительного сочинения мне делать было нечего: материал я знаю, а меня больше не вызовут, и тут повторялись регулярные и очередные удаления меня из класса и времяпрепровождение в «читалке».
Позже в Москве я записалась во все ближайшие библиотеки: и на Радищевской улице, и ещё где-то. Недалеко от нас был дом, в котором жил Маяковский и при нём музей Маяковского и роскошный читальный зал, так я и в этом зале проводила очень много времени. Ещё я была записана в читальном зале Исторической библиотеки, которая тогда находилась на Красной площади – там же, где Исторический музей. Этот читальный зал я просто обожала. Во-первых, проходить туда надо было через кордон милиционеров, охраняющих очередь в Мавзолей: подходишь к милиционеру, показываешь ему свой читательский билет и важно проходишь на Красную площадь, куда в это время никого не пускают, кроме тех, что стоят в очереди. Во-вторых, в зале были отдельные столики для каждого читателя, а на них – уютная зелёная настольная лампа. Очень мне там нравилось!
* * *Подружек у меня в школе было много. Двух я уже назвала: Оля Виленская и Таня Телегина (с ней мы всю школу просидели за одной партой). Ещё одной подружкой – и тоже на всю жизнь – была Света Петрова. Каким-то боком она была родственницей Дмитрия Фурманова. Его уже к тому времени не было в живых, но Светина семья поддерживала близкие отношения с его сёстрами, очень старомодными интеллигентными женщинами. Они исповедовали правило: «Книга – лучший подарок» и на любой праздник дарили Свете замечательные книги. Светина семья жила очень бедно: у них было трое детей и очень небольшие заработки. Они жили на грани нищеты, поэтому Светина матушка, тётя Тоня, продавала эти книги вскоре после дарения, правда, разрешая нам со Светой предварительно их прочитать. Света книги просто глотала, я читала медленнее, но и мне они выдавались самое большее на два дня. Я всегда успевала за это время их прочитать, потому что впереди ведь была целая ночь, а то и две. Таким образом был прочитан весь Дюма (которого в библиотеке не допросишься), а потом и многое другое, такое же ценное и интересное. Примечательно, что советскую литературу эти чопорные дамы Свете никогда не дарили, но её в избытке было в библиотеках.
Я очень не любила пионерских лагерей и часто уговаривала родителей не посылать меня туда. А поскольку нас, детей, было у родителей четверо, то, на моё счастье, не всегда родителям удавалось достать четыре путёвки. И случалось так, что братья ехали в лагерь, а я оставалась дома. Если же всё-таки мне не удавалось увильнуть от лагеря, первое, что я выясняла там: где библиотека? Записавшись в библиотеку, я целыми днями проводила где-нибудь в кустах с книжкой в руках и не считала себя уж слишком обездоленной. А вечерами, перед сном я пересказывала прочитанное моим соседкам по палате, и обе стороны были очень довольны друг другом.
Однажды (мне тогда было лет 11–12), когда я с очередной книжкой в руках сидела в кустах, меня внезапно обнаружила директор лагеря. «Ты прямо как Татьяна Ларина», – сказала она и очень удивилась, что я не знаю, кто это. Услышав об этой книге, я тут же добыла её в библиотеке, прочитала, была восхищена до крайности, и моей заветной мечтой стало иметь пушкинский роман дома.
По возвращении домой я обегала все близлежащие книжные магазины и на Солянке, в магазине, который позже назывался «Светоч», а в моё время, кажется, просто именовался книжным, я увидела на прилавке «Евгения Онегина». Это было дешёвенькое издание «Для школьных библиотек», стоило 6 руб. 50 коп. У меня таких денег не было. Но тогда была возможность «копить» деньги на свою заветную мечту, тем более, на книгу. Можно было быть уверенным, что книжка дождётся того момента, когда я накоплю. И она дождалась. Я экономила на своих завтраках, на которые мне дома выдавался 1 рубль. И вот – книжка у меня! Моя! Это была первая книга в моей будущей библиотеке. Как же я была счастлива! К тому моменту, когда мы в школе начали «изучать» «Евгения Онегина», я знала его наизусть. Целиком. Сейчас конечно, подзабыла. Тогда по радио какая-то актриса (имени не помню) читала очень часто «Сон Татьяны». Может быть, поэтому мне этот отрывок нравился больше всего. А ещё, конечно же, – письмо Татьяны к Онегину.