Антикварная история - Елена Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что это объясняет? Саблю Молохов принес сам, а камею поручил продать школьному другу? Странно как-то. Скорей всего, вы правы и камею Васнецов украл. Он же бандит. Помните, Ширяев говорил, что Аленка – это погоняло?
– Как не помнить. Я вообще с ним один на один разговаривал. А у меня в кабинете тоже немало дорогих вещей. Как только он меня не пристукнул!
– Зато его пристукнули. Неужели из-за камеи? А может, это Молохов сделал? Аленка украл камею, и Петруха его за это замочил!
– Какие страсти ты говоришь, Муся! Если так, то стоит благодарить Бога, что Васнецов не сказал, куда дел камею. Или, напротив, сказал, что оставил ее у нас и поэтому Молохов к нам заявился? Как будто бы саблю продавать, а на самом деле забрать украшение, а меня прикончить, как Аленку? – Суслин схватился за сердце и закатил глаза.
– Лев Моисеевич, хватит причитать! – твердо сказала Маша голосом Мудрости Вселенной. – Васнецов мертв, а Молохов в тюрьме. Вам ничего не угрожает.
– Как это не угрожает? А если милиция обо всем дознается?
– Да о чем?
– Будто не понимаешь! О том, что я утаил дорогую вещь от правоохранительных органов!
– И правильно сделали! Эта камея принадлежит потомкам Николая Соболева! Они столько лет страдали от ложных обвинений! Теперь мы должны восстановить справедливость, отдав драгоценность Вадиму Гильберту! – запальчиво воскликнула Маша и добавила: – Жаль, саблю вернуть не получится. Как вы думаете, где она теперь? В доме Молохова?
– Скорей всего. К убийству она отношения не имеет, так что… просто лежит где-нибудь. В шкафу.
– Господи, как жаль! А ведь она была так близко!
– Ты что, предлагаешь ее похитить? – вдруг шепотом спросил Лев Моисеевич.
Маша вытаращила на него глаза.
– Вы что, с ума сошли?
И вдруг захохотала, закинув голову.
– Лев Моисеевич, – сквозь смех сказала она, – вы просто пират семи морей! Почище Абрамчика! Прожженный авантюрист! Дик и Джейн перед вами просто младенцы! Надо же! Похитить!
Она посмотрела на директора прищуренными глазами.
– А что, пошли бы со мной на дело?
Лев Моисеевич замахал руками.
– Да что ты! Окстись! Как ты могла подумать такое на честного еврея? – И тоже засмеялся.
Однако веселиться было рано. И они поняли это довольно скоро.
Она попрощалась с директором, но домой не пошла, хотя Лев Моисеевич расщедрился и объявил ей в качестве поощрения за трудовые подвиги один выходной. В торговом зале он сегодня поработает сам, тем более что к работе приступила новая сотрудница и ее следует всему научить. Маша понимающе кивнула. Леля, так звали новенькую, имела за плечами год обучения в машиностроительном колледже, откуда ее отчислили за неуспеваемость, но со всем остальным у нее был полный порядок. Белые прямые волосы, надутые губы и грудь в глубоком вырезе. Похоже, рано успокоилась Картина Рафаэля. Льва Моисеевича еще ревновать и ревновать. Как она вообще могла допустить к мужу этакую кралю?
Однако долго раздумывать над перспективами пребывания Лели в антикварном салоне у Маши не было времени. У нее имелся план, и этот план требовал немедленного воплощения.
Утром опять подморозило, и улицы Северной столицы превратились в каток. Дворники высыпали из всех щелей и стали дружно долбить лед ломиками. Получалось плохо. Кроме того, на крышах домов из-за перепада температуры повисли длиннющие сосульки, ежесекундно грозя рухнуть на головы прохожих. Задирая головы, люди шарахались кто куда, пытаясь избежать безвременной смерти. Многие в поисках спасения выбегали на проезжую часть, но этим только усугубляли ситуацию. Маша на крейсерской скорости пролетела три квартала и наконец вздохнула с облегчением, нырнув в теплое нутро архива, где ее уже ждал Пашка.
– Ну, как наши? – с ходу вступила она.
– У ЦСКА выиграли, а Локомотиву продули! Всухую, представляешь?
У Пашки был убитый вид. Всухую, значит? Конечно, такое пережить нелегко.
– Не переживай, Павлик! Впереди плей-офф! Они еще всем покажут!
Маша торопливо скинула пуховик и пошла за печальным фанатом в глубь длинного коридора.
– Вот смотри, Машка. Я загрузил для тебя все, что есть по Измайловскому полку в годы Первой мировой. Тебя какой год интересует?
Пашка усадил ее за стол и придвинул поближе монитор.
– Пожалуй, начиная с пятнадцатого.
– Тогда архив тебе в помощь, и не разгуливай тут особо.
– Я что, на нелегальном положении? – шепотом спросила Маша, устраиваясь за компьютером.
– Почти. Ты когда позвонила? Час назад? А на разрешение знаешь сколько времени нужно?
– Спасибо, Пашка.
– Ни фига себе! Я правильно расслышал? Спасибо?
– Прости, я хотела сказать, что автограф Гусева, считай, у тебя в кармане.
– Ну то-то! Работай давай!
Маша посмотрела на экран. Она найдет обязательно. Не может не найти.
Она вернулась
Уже три дня дела в фирме шли из рук вон плохо, и это было самое непонятное.
Большинство сотрудников, исключая двух, не сдюживших температурные перепады декабря, были на месте, техника ломалась в рамках дозволенного, платежи проходили вовремя, и даже брезжила вполне реальная надежда на приличную премию к праздникам.
И все же Вадима не покидала уверенность, что все плохо. Он начинал злиться с утра и продолжал до самого вечера. Он был недоволен всем и всеми. Сотрудники при его появлении втягивали головы в плечи и недоумевающе переглядывались. Никто не понимал, чего начальник лютует и бесится.
Наконец он догадался, что его злобность отрицательно сказывается на работе компании, и, здраво поразмыслив, решил устроить себе незапланированный выходной. Это было глупо. Кто отдыхает в конце финансового года?! Однако продолжать ходить на работу и изрыгать на сотрудников столбы драконьего пламени было еще хуже.
С вечера он выключил телефон, выпил грамм триста коньяку, досмотрел до конца какой-то мистический и до невозможности дурацкий сериал и завалился спать с блаженной мыслью не просыпаться до обеда.
Когда до него долетел резкий дребезжащий звук, он долго не мог сообразить, почему звонит выключенный телефон. Минуты три он слушал, а потом встал и пошел на противный звук.
Оказалось, мерзкое гудение раздавалось от входной двери. Вадим еще минуту раздумывал, стоит ли открывать, но потом все же собрался с духом и с силой распахнул дверь.
– Черт побери! Вам что… – успел произнести он и застыл, недоуменно глядя на Марусю.
– Привет. Я звонила тебе на работу. Там сказали, что ты наверняка дома. Не заболел? – скороговоркой выпалила она и смахнула с волос растаявшие снежинки.
– Дождь кончился? – спросил Вадим.
– Вчера. Сегодня снег валит и холодно, – ответила Маша и потопталась на коврике.
– Ну проходи, раз холодно.
Он повернулся и пошел в глубь квартиры.
Он на нее обижен за то, что уехала с Ширяевым. Это хорошо или плохо?
Маша протопала в комнату и встала на пороге, глядя, как угрюмый хозяин скидывает на пол какие-то бумаги, освобождая для нее место на диване.
Должно быть, все-таки хорошо: если бы он был к ней равнодушен, не стал бы так откровенно злиться.
– Я по делу пришла.
– Да ну? Что за дело такое? Важное?
Он поскидывал бумаги и, указав ей
