Антикварная история - Елена Дорош

Костик вразвалочку пошел к двери.

– Ничего не говори охраннику, пожалуйста.

– Я покурить, – бросил Костик, не оборачиваясь.

Уф! Ну и дела! Маше вдруг ужасно захотелось позвонить Вадиму Гильберту. Хотя что она ему скажет: Молохов не вернет саблю и ни у кого прощения просить не станет? Не такой он человек, этот Петр. Наверное, весь в прапрадеда, в честь которого и назван. Зря они надеялись, что потомок убийцы поймет и прочувствует. Такие вообще ничего не понимают. Сабля моя, и идите все на фиг!

Нет, не станет она звонить Гильберту. Нечего ей ему сказать.

За стеклянной стеной у входа расхаживал Костик. Охранник смотрел на него с завистью. Ему бы тоже прогуляться на морозце. Нельзя. До конца смены еще долго. Сейчас этот хмырь вернется в салон, и тогда можно будет попросить его присмотреть за входом, а самому сходить в туалет. Все развлечение.

Целый день Маша маялась от желания позвонить тому, кому звонить было нельзя, и от опасения, что позвонит тот, слышать которого ей вовсе не хотелось. Однако никто ей не позвонил вообще. Шагая домой по растаявшей снежной каше, она в конце концов рассердилась на обоих. Этому Гильберту совсем не интересно, что стало с саблей? Ну нет так нет! А Ширяев тоже хорош! То навязывается беспардонно, на свидание зовет, то пропадает неизвестно куда!

Придя домой, она быстро переоделась и, собрав сумку, поехала на тренировку. Даже чай пить не стала. И телефон оставила на столе. Будут знать! Всю дорогу она пыталась отвлечься от навязчивых мыслей о Вадиме Гильберте, подсчитывая в уме, сколько раз за тренировку ей придется шмякнуться на татами. Выходило, что немало. Безжалостный Михаил Юрьевич ставил ее в пару к обладателю четвертого дана, мужику по имени Серафим, который не брал в расчет ни вес, ни пол партнера. Этот Серафим был если не шестикрылым, то шестируким точно. Маше долго не удавалось достать его, а когда все же получилось, он, поднимаясь с ковра, посмотрел на нее, словно впервые увидел, и пробасил:

– Ну ты даешь, Маха.

В этот момент она испытала такое счастье, что даже просто вспоминая об этом, начинала гордиться собой. Но сегодня сладкое воспоминание не помогло, и на татами ей пришлось валяться чаще, чем обычно.

Она не стала проверять, звонил ли ей кто-нибудь, даже вернувшись с тренировки. Просто умылась и легла спать. Кому нужно, тот сам ее найдет. Если кому-нибудь, конечно, нужно…

Утром их всех нашли неприятности. Ночью магазин ограбили.

Еще за сто шагов Маша увидела, что у входа стоит полицейская машина и три мужика на крыльце. Один из них оказался охранником. Он был совершенно спокоен. На ночь магазин ставили на сигнализацию, и сотрудник вневедомственной охраны удалялся домой до утра. Сейчас он курил с полицейскими, с любопытством поглядывая внутрь.

Машу остановили и, проверив документы, пропустили. Посредине салона стоял Ширяев и записывал что-то в блокнотик. Сотрудники во главе со Львом Моисеевичем толклись неподалеку в ожидании распоряжений. Все, включая Изольду Христофоровну, были на месте. Наташа, как всегда, испуганно таращилась, переглядываясь с бухгалтершей, Костик, вытянув шею, пытался заглянуть за спину капитана. Ему было весело. Еще бы! Вместо ожидаемого скучного рабочего дня – такое приключение! Будет о чем рассказать в интернете. Вот бы еще селфи с ментами сделать!

Лев Моисеевич, потирая бледную от волнения лысину, стоял вместе со всеми и посмотрел на Машу осуждающе. Обычно последней на работу приходила Наташа, ей пилить через весь город, а сегодня, как назло, все явились раньше, только Маша опоздала.

Ширяев повернул голову и равнодушно мазнул взглядом. Ну и хорошо.

Она пробралась за спинами к Костику и дернула его за рукав.

– Что случилось?

Блестя глазами, тот поведал, что ночью из магазина увели несколько очень дорогих вещей.

– А сигнализация?

Костик пожал плечами.

– Подробности пока неизвестны. Мы все только подошли. Ты, кстати, что так поздно?

– Почему поздно? Я же к открытию пришла!

– Ну, обычно ты раньше других приходишь. Ты же у нас старательная.

Маша показала ему язык и подошла к Суслину. Однако спросить ничего не удалось.

– Так. Прошу не расходиться. Мы будем всех опрашивать по очереди, – громко объявил Ширяев и кивнул Льву Моисеевичу.

Тот покорно последовал за капитаном в свой кабинет.

Подойти к Суслину удалось только после обеда, когда полиция уехала, а все сотрудники отпущены по домам до завтра. В магазине остались только Маша да охранник, который с достоинством занял свое место в аквариуме.

Она заглянула в кабинет.

– Лев Моисеевич, может быть, чего-нибудь нужно?

– Нет, но если хочешь, зайди.

Она присела на стул.

– Что говорит Ширяев? Версии есть?

– Есть, должно быть. Но нам он ничего не скажет. Мы все – в списке подозреваемых.

Это Маша и так уже поняла. Капитан разговаривал с ней сухо, в глаза не смотрел, расспрашивал дотошно и все подробно записывал. Как ни странно, Машу это не задело. Служба службой, как говорится. Она честно ответила на все вопросы. В конце концов, чем она лучше других?

– А можно узнать, что именно украли, если не секрет? – осторожно спросила она у печального директора.

– Да уж какой секрет! Часы золотые от Павла Буре, пару редких курительных трубок, табакерку восемнадцатого века, еще пару-тройку безделушек на письменный стол. Ну, помнишь? В стиле ампир? Самое ценное из всего – серьги-жирандоли и склаваж с бриллиантами, который принадлежал фрейлине последней императрицы Головиной.

– Жирандоли я помню. Смешное название, но серьги красивые.

Лев Моисеевич хмыкнул.

– Красивые! Лучше подумай, сколько они стоят!

– Понимаю. Немало. Склаваж я вообще не представляю, что такое.

– Склаваж – это чокер, ну то есть полоска бархата, на которой закреплены драгоценные камни. Носится высоко на шее. Лежал в витрине возле напольных часов.

Склаваж она вспомнила. Дивная вещь! Все мечтала примерить.

– Вот уж не думал… – продолжил сокрушаться Суслин. – И главное, вещи все некрупные. По карманам рассовал, и все. И сигнализацию знал, как отключить, мерзавец. Готовился.

– А камеры? Они же на каждой ветке!

– Оказалось, что камеру, на которой виден служебный вход, три дня назад отключили. Она на стене дома закреплена была, а стену стали ремонтировать. Строители, как водится, камеру вывернули.

– Так они ж предупредить должны!

– Так они ж и предупредили!

– Вас?

– И меня, и охрану. Так я, старый дурак, сказал, что ладно. Пару дней перетерпим. А грабитель как раз через черный ход и зашел, и вышел.

Лев Моисеевич пригорюнился.

– А вы сами кого-нибудь подозреваете?

Суслин мигом встрепыхнулся, поморгал глазками и прикрыл ладошкой ухо. Сейчас скажет что-то архиважное.

– Подозреваю. Более того, набрался наглости назвать его имя милиционэрам.

– Вы про Молохова? – догадалась Маша.

– Про кого же еще?

– И что тут наглого? Все на него подумали.

– Не указывай на другого, ибо этим перстом он укажет на тебя. Я вообще не должен был делиться своими, возможно нелепыми, подозрениями. Пусть этим делом занимаются специалисты. Мне стыдно, что я