Гайда! - Нина Николаевна Колядина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь он знал точно – это был не сон.
8.
К середине июля жара спала. На днях прошел сильный ливень, после чего температура воздуха даже в разгар дня не дотягивала и до двадцати градусов. Выйдя во двор, Аркаша поежился – с утра на улице было довольно свежо, – но возвращаться за курточкой не стал. Он уже почти дошел до калитки, как услышал позади себя знакомый голос:
– Аркаш, подожди минуточку.
Это была Шура – дочка Татьяны Ивановны и Ивана Павловича Бабайкиных.
Аркаша остановился и обернулся. Шура быстрым шагом шла к нему от своего дома. Пронесшийся навстречу девушке внезапный порыв ветра откинул назад копну ее русых волос, открыв высокий лоб и темные, похожие на два маленьких полумесяца брови.
Взгляд, который Шура метнула на Аркадия из-под этих полумесяцев, ему не понравился: словно молнии сверкнули из ее сердитых глаз.
– Колю арестовали! – с ходу выпалила девушка.
– Какого Колю? – не понял Аркаша.
– Какого-какого! Нашего Колю, брата моего двоюродного! Забыл, что ли? – накинулась на него Шура.
– Как арестовали? За что? – сообразив, о ком идет речь, удивился Аркаша.
Поселившись на Новоплотинной в доме, который они арендовали у Бабайкиных, Голиковы не сразу разобрались, кто из них кем приходится друг другу. Теперь-то Аркадий знал, что Шура имела в виду старшего сына Николая Павловича Бабайкина, родного брата ее отца.
Сыновей у Николая Павловича было двое – Николай и Александр. Когда Аркашина семья перебралась в Арзамас, они были уже взрослыми людьми и, естественно, никаких дел с подрастающим поколением не имели. А вот их младшие сестры быстро нашли общий язык с Аркашей и Талей.
– Будто ты не знаешь, за что сейчас людей арестовывают! – продолжала негодовать Шура. – За контрреволюционную деятельность, за что же еще! Да, ему не нравится новая власть. Но это что – преступление? Разве человек не может иметь свое мнение? Почему за это надо арестовывать, как грабителей и убийц? Он ведь ничего плохого не сделал!
– А что он против Советской власти имеет? – проигнорировав вопросы девушки, в свою очередь, возмутился Аркадий. – Чем она ему не угодила?
– Не знаю, чем она ему не угодила, – немного сбавила тон Шура, – я в политику не лезу, но нельзя арестовывать людей за то, что у них есть собственное мнение. Кстати, не один Коля новую власть осуждает. Я слышала, что люди говорят: конституцию под себя состряпали, левых эсеров разогнали. Многие недовольны этим вашим съездом!
– Недовольны одни буржуи! – еще сильнее возмутился Аркадий. – Потому что им на хвост наступили!
После этих слов он резко развернулся и, выйдя со двора, с громким стуком захлопнул за собой калитку. Настроение было испорчено.
«Конституция им не нравится! – быстро шагая в сторону улицы Сальникова, негодовал Аркадий. – Не нравится, что Съезд Советов узаконил власть рабочих и крестьян, установил их диктатуру, чтобы всех буржуев раздавить? Еще бы такая конституция понравилась тем, кто всю жизнь на чужом горбу ездил!»
Он немного замедлил шаг, вспоминая, по поводу чего еще выражала недовольство Шура. Вспомнил – она говорила о левых эсерах. Ну, тут вообще все ясно! Если бы Шурка читала советские газеты, то по-другому смотрела бы на некоторые события. Мятежу этих предателей «Известия» посвятили целую страницу!
Кстати, учитель Талкиной гимназии Петр Петрович Цыбышев, который был делегатом предыдущего, Четвертого Съезда Советов от Нижегородской губернии, еще тогда, в марте, говорил, что эсеры голосовали против ратификации мирного договора с Германией. Но съезд утвердил резолюцию, предложенную большевистской фракцией, и договор был ратифицирован. Вот эсеры и решили большевикам свинью подложить: прямо во время проведения Пятого Съезда Советов посла немецкого убили, Мирбаха, чтобы заставить Германию немедленно этот договор разорвать. И как их было после этого не разогнать? Всю фракцию левых эсеров арестовали – и правильно сделали! Оставшиеся делегаты – большевики – приняли решение бороться с врагами Советской власти всеми средствами, вплоть до массового террора!
«А что остается делать, если контра со всех сторон наступает? – продолжал размышлять Аркадий, повернув на Сальниковскую. – Как началась заваруха в Пензе, так и повылезали из всех щелей буржуи и предатели, которым Советская власть поперек горла встала. Отец еще когда говорил, что нельзя этим чехословакам доверять. Это они мятеж начали, а к ним уже все вражьи силы потянулись…»
Через несколько дней после того, как расстроенный Петр Исидорович, так и не сумевший наладить отношения с женой, уехал обратно в Пензу, Аркадий прочитал в «Известиях» сообщение о вооруженном восстании там подразделений чехословацкого корпуса. Не успевшие отправиться на восток легионеры отказались сдавать оружие и устроили мятеж. В результате кровопролитного боя, длившегося больше суток, они свергли в городе большевистскую власть.
Случилось это 29-го мая. Аркадий никогда не забудет те несколько дней, которые они с Талей пережили, ожидая хоть какой-нибудь весточки от отца. В начале июня в газетах появилась информация о том, что чехословаки оставили Пензу и двинулись на Самару. Только после этого Петр Исидорович дал о себе знать, сообщив детям, что жив и даже не ранен и что Советская власть в Пензе восстановлена.
Занятый своими мыслями Аркадий не заметил, как прошел всю Сальниковскую и, миновав Соборную площадь, вышел на Гостиный ряд. Окинув улицу взглядом, он слегка приуныл – выглядела она как-то уж совсем сиротливо. Конечно, Гостиный ряд давно уже не был таким оживленным, как в довоенные годы. Но даже во время войны торговля здесь никогда не прекращалась, хотя веселых и довольных горожан на улице заметно поубавилось. После революции дела у купцов пошли хуже, особенно после того, как их обязали выплачивать контрибуции. Товаров в лавках становилось все меньше и меньше, потом они и вовсе начали закрываться одна за другой.
Вот и сегодня двери и ставни большинства магазинчиков были закрыты. Лишь возле некоторых из них толпились хмурые, недовольные таким положением дел люди.
– Чай кончился, – пожаловалась утром Дарья. – Купить негде, ни у кого нет. Травку будем заваривать.
«Травку так травку», – вспомнил тетины слова Аркадий и, снова оглядев улицу, подумал: «Мы-то тут еще ничего живем, в Москве и Питере куда хуже. Там рабочие вообще голодают. А кулаки деревенские хлеб прячут, да еще на местные власти нападают, гады».
Не прошло и пяти минут, как он уже стоял перед красивым двухэтажным домом на углу Гостиного ряда и Ново-Московской улицы. В этом старинном каменном здании с большими окнами и голландскими печами внутри до недавнего времени размещалась лучшая в городе гостиница, владел которой местный богатей Иван Иванович Стригулин – торговец зерном и пивом, на его же заводе и сваренным.
Поговаривали, что в этой
