Гайда! - Нина Николаевна Колядина

Аркаша подкинул вверх маленького, чуть больше указательного пальца, пескарика, которого котяра, изловчившись, поймал прямо на лету.

– Эх, клев сегодня был хороший! Иногда сидишь-сидишь – и ничего. А тут – нате вам! Мне больше всех повезло: три больших леща попались, щука здоровенная – фунтов пять, не меньше, плотвы – с ладонь – штук десять, да мелочь всякая, – рассказывал он коту, пока тот поглощал рыбку. – Нам дня на три хватит, и тебе вот кое-что перепало. Так что, скажи своему хозяину спасибо.

Разделавшись с пескариком, Фома снова принял позу копилки и выжидающе уставился на Аркадия.

– Сказал же тебе – нету больше, – развел руками тот, продемонстрировав коту пустые ладони.

Фома, очевидно, правильно понял значение этого жеста, потому что потерял к Аркаше всякий интерес. Зевнув во всю свою кошачью пасть и показав хозяину острые клыки, розовое шершавое нёбо и такой же розовый, свернувшийся в трубочку язык, кот растянулся на траве под ласковыми лучами уже нежаркого августовского солнца. Прищурившись, он несколько секунд наблюдал за ползающей по земле букашкой, потом глаза его плотно закрылись.

Аркадия тоже потянуло в сон – разморило на солнышке, да и встать пришлось рано, пяти даже не было. На рассвете рыба лучше всего клюет – это все знают. Вот проспал бы еще пару часиков, и не видать бы такого улова.

Он сидел на узенькой деревянной лавочке, представляющей собой обычную доску, которую снизу подпирали два крепких чурбана. Лавочка примыкала к одной из стен старого, чуть покосившегося сарая, где хранились дрова, разный инвентарь и какие-то вещи, которым не нашлось места в доме. Прислонившись к этой стене спиной, Аркадий вытянул вперед ноги, скрестил на груди руки и, последовав примеру Фомы, сомкнул веки.

Разбудил его доносившийся откуда-то сверху рокочущий, напоминающий отдаленные раскаты грома гул, который с каждой секундой нарастал. Аркадий открыл глаза и увидел перед собой Фому. Кот сидел, вжавшись в землю, с прижатыми к морде ушами и выпученными от страха глазами. Гул тем временем сделался таким громким, что шерсть у перепуганного животного встала дыбом.

– Ну и трус ты, Фома! – засмеялся Аркадий. – Это же аэроплан! Аэропланов, что ли, никогда не видел?

Он задрал голову вверх и принялся рассматривать «летающую машину» – такие время от времени кружились над городом после того, как в Арзамасе дислоцировался штаб Восточного фронта.

– Низко летит, оттого и звук такой сильный. Он может и выше подняться, но сейчас, наверно, разведку ведет, поэтому и высота маленькая, – просветил он кота. – Ничего, Фома, скоро ты к ним привыкнешь и перестанешь бояться.

Аркадий проводил взглядом аэроплан, скрывшийся за куполами церкви Всех Святых, которые возвышались над Верхним – его также называли Всехсвятским – кладбищем, и хотел сказать Фоме что-то еще, но того уже и след простыл.

«Как все изменилось за последние дни, – испытав какое-то радостное волнение при появлении над городом аэроплана, подумал Аркадий. – Жизнь-то как оживилась! Мало того, что машины по улицам носятся, так еще и аэропланы летают, и прожектора по ночам небо освещают. Хорошо все-таки, что к нам этот штаб перебрался. Сколько красноармейцев в городе появилось! Ходят по улицам строем – красота! Вот если бы с ними так же маршировать!»

Вообще-то, он за нынешнее лето тоже много чему научился. Во-первых, благодаря Чувырину и Соколову военное обучение в городе наладилось: будущие призывники и пеший строй отработали, и рассыпной строй прошли, и стреляли на Высокой Горе – прямо возле Высокогорского мужского монастыря. Вот бы монахи на них посмотрели! Метко стрелять по цели – это вам не лбом по полу стучать. Только нет там теперь монахов – закрыли монастырь.

А еще он вместе с красногвардейцами в настоящих боевых операциях участвовал. Перед тем, как штаб Восточного фронта в Арзамас переехал, местные органы хорошо постарались, чтобы очистить город от контрреволюционных элементов: по всем окраинам лазили, за каждый забор заглянули, засады устраивали. Сколько разной контры арестовали – и не сосчитать!

Аркадий снова посмотрел в сторону, где скрылся из виду аэроплан. В начале августа там, в березовой роще, недалеко от церкви Всех Святых, был настоящий бой – с пулеметом, с убитыми и ранеными. Всех буржуйских прихвостней тогда уложить не удалось – человек тридцать ушли, а то и больше. Ну, да ничего – настанет и их черед. В церкви для таких теперь не алтарь с иконостасом, а тюрьма с охранниками.

Решив, что тетя Даша уже что-нибудь приготовила из наловленной им рыбы, он пошел в дом. В гостиной за столом, посередине которого стояло блюдо с большими кусками жареной щуки, сидели его сестры.

– Вчера Нина и Леля Бабайкины приходили, – раскладывая рыбу по тарелкам, сказала Таля. – Расстроенные обе. Говорят, Николай Павлович в тюрьму ходил, чтобы с Колей повидаться, но ему не разрешили. Передачу, правда, приняли.

Аркадий молча придвинул к себе тарелку с порцией щуки и, ковырнув вилкой белое рыбье мясо, уловил исходящий от него легкий запах тины. Такой не очень приятный аромат обычно появлялся у крупных особей в конце лета. Избавиться от него можно, если в течение часа вымачивать разделанную тушку в молоке, наполовину разбавленном водой. Раньше, готовя рыбу, Дарья так и делала. На этот раз она, видно, пренебрегла этим правилом – во-первых, молока в доме не было, во-вторых, Аркаша попросил ее поторопиться с обедом. Впрочем, если бы Талка не заговорила о Коле, он бы этого запаха и не почувствовал.

– Речкой пахнет, – сказал Аркадий и отодвинул от себя тарелку.

– Никакой не речкой, а рыбой – возразила Оля, подцепив вилкой очередной кусок щуки.

Катя, не переставая жевать, молча посмотрела на брата удивленными глазами.

– Невинного человека в тюрьму упекли, – продолжала Таля. – На целых четыре месяца! За что, спрашивается? Он же ни в какой партии не состоял, ни в каких заговорах не участвовал!

– Талчонок, ну ты-то откуда знаешь, в чем там он участвовал или не участвовал? – не согласился с сестрой Аркадий. – Это тебе Бабайкины сказали? Так они и сами могут этого не знать. Думаешь, заговорщики так всем и объявляют о своих действиях?

Пока Таля собиралась с мыслями, чтобы ответить брату, ее опередила Катя. Проглотив кусок щуки, она спросила Аркадия:

– Адик, а тебя в тюрьму не посадят?

– Не бойся, Катыш, меня не посадят, – успокоил сестренку Аркаша. – Я советских законов не нарушаю.

– Это хорошо, – обрадовалась девочка. – А то, кто же нам рыбку-то будет ловить?

Выйдя за калитку, Аркадий увидел Шурку Плеско, который, улыбаясь, шел к его дому.

– Написал? – поздоровавшись, спросил он у товарища.

– А то! – ответил Шурка.

– Ну, тогда пошли быстрее, – поторопил его Аркадий. – У меня тоже кое-что есть: я стихотворение сочинил. Николай Николаевич обещал напечатать.

Они вышли на Сальниковскую и повернули в противоположную от