Проклятый дракон - Ника Андарова

тех, от кого они меньше всего ожидали – эриконцы тогда пересекли границу, перебив мирно спящих стражей.

Они доверились. Расслабились. И поплатились за это. Подобной ошибки он больше не совершит.

А к дверям эриконки нужно будет поставить человека, которому он может доверять. И впускать в ее комнату только Найроби.

Он дошел до кабинета Келана. Тот, как всегда, работал в окружении книг. Войдя, Шехар без церемоний бросил ему на стол маску.

– Хранители Грани, ты достал ее… Но как?

– Она сама пришла с просьбой снять маску. И она согласна помочь нам, – Шехар поразмыслил и продолжил: – Завтра я буду на полигоне, нужно подправить дисциплину воинов и стражников.

– Хорошо. Тогда завтра я сам побеседую с ней. Нам нужно узнать от нее как можно больше. Особенно про устройство Башни.

Пусть делает, что хочет. Завтра у него на эриконку свои планы.

– Ордес просил передать: все готово к прибытию симошехцев, – как бы между прочим добавил Келан.

– Передать? С каких пор он сам не может мне что-то сказать?

– Мне кажется, он зол на тебя, – пожал плечами тот.

Шехар сжал челюсть. Как же невовремя. Все идет не так.

Глава 10

Аэрин смотрела на оживленную улицу из окна лавки. Ей семнадцать.

В тот день, когда мастер заступился за нее, ей пришлось остаться. Ходить она не могла. Не просить же старика отвести ее на крышу борделя. Несколько дней мастер ухаживал за ней и кормил. Когда нога зажила, и она снова смогла ходить, мастер Патц повторил свое предложение остаться у него и помогать. Быть полезной. Аэрин обещала подумать и отправилась в свое пристанище.

Она с ужасом обнаружила, что все было разрушено. Киэса она не нашла. Его вещей – тоже. Она стояла у обломков навеса, что грудой лежали на полу вперемешку с ее старыми вещами, и вдруг с тоской осознала, что ее прежнего дома больше нет. Киэс не вернется.

Но было другое место, где ее ждали. И она отправилась обратно в лавку. Так Аэрин стала жить и работать у мастера Патца.

И прямо сейчас она месила тесто для тех самых булочек, которыми мастер угощал детей. И ее тоже. Улыбнулась. На этих булочках она и сама заметно поправилась. Округлилась. Хоть и осталась по-прежнему мала ростом. Теперь никто уже не смог бы признать в ней воришку с улиц.

И не было нужды стричься под мальчишку, теперь она могла быть собой. Хотя носить штаны и рубаху продолжала. Мастер Патц называл ее родной. А покупателям говорил, что обрел не только помощницу, но и дочь.

Колокольчик возвестил о новом покупателе. Аэрин обтерла руки и поспешила в торговую часть лавки. Увидев посетителя, она замерла.

На пороге стоял жрец в белых одеждах. Слегка сгорбленный. С крючковатым носом. Тот самый, которого она пыталась обокрасть на площади несколько лет назад. Она его сразу узнала. Но что он здесь делает? Жрецы редко ходят за покупками сами. Чаще отправляют своих служителей. В это время его цепкий взгляд блуждал по пространству лавки.

– Чем могу быть полезна? – выдавила привычную фразу Аэрин.

– Я зашел поблагодарить мастера, – ответил он, глянув на нее вскользь.

Да, Аэрин помнила тот срочный заказ. Они всю ночь пекли злосчастные булки к празднеству, которое устраивал служитель магов. Не из уважения. А потому что никто не может отказать магам и их прислужникам.

– Это большая честь. Я передам мастеру вашу благодарность.

Жрец подошел к прилавку, уже более пристально глядя на нее сверху вниз. Она подняла на него глаза. Тут он прищурился и задумчиво проговорил:

– Какой интересный у тебя цвет глаз. Где до этого я мог тебя видеть?

– Вы слишком добры, господин. Обычные глаза. Просто дневной свет так падает, – склонив голову, пробормотала Аэрин.

Жрец огляделся напоследок и, не сказав более ни слова, вышел из лавки, оставив после себя чувство тревоги.

Аэрин продолжила свою работу. Она старалась не думать о недавнем визитере, хотя смутное маетное предчувствие сжимало ее сердце. Она одернула себя и постаралась сосредоточиться на работе. Не хотелось в такой день портить себе настроение мыслями о прошлом.

Доделав все дела в лавке, Аэрин поднялась в свою комнату на втором этаже. Когда она вошла, взгляд сразу упал на кровать, на которой лежало платье. Она, помявшись, все-таки подошла и провела по нему рукой, ощущая мягкость ткани. Мастер Патц принес его сегодня утром. В подарок. Хотел, чтобы она надела на свой день рождения. Вот только день рождения был не настоящий.

Мастер Патц предложил праздновать его в тот день, когда он спас ее. Ровно четыре года назад. Плохой день. И хороший одновременно. Мастер Патц пытался всячески радовать Аэрин, а она пыталась объяснить, что не стоит этого делать. Но старик все равно настойчиво продолжал создавать ощущение праздника в ее импровизированный день рождения.

Девушка отошла от платья и наспех привела себя в порядок после рабочего дня. Провела рукой по волосам. Они отрасли настолько, что она уже могла заплетать их в тугую косу. Аэрин попыталась улыбнуться и ощутить праздничное настроение. Но от этого стало еще грустнее.

Сев на пол у кровати, она обхватила колени руками. Такой ее и нашел мастер Патц. И, ничего не спрашивая, просто сел рядом у стены. Аэрин глубже вдохнула запах свежей выпечки, что он принес с собой. Так они и сидели в тишине, пока Аэрин не решила заговорить первой.

– Мастер Патц, как думаете, почему мои родители меня бросили? Наверное, они меня совсем не любили? Я ведь даже не знаю, когда я родилась, и когда мой настоящий день рождения.

У Аэрин всегда в голове были эти вопросы. И, наверное, мастер Патц был единственным человеком на свете, рядом с которым она смогла произнести их вслух.

– Аэрин, твои родители скорее всего не выжили, это так. Это нужно принять. Но они любили тебя, они дали тебе жизнь. Поблагодари их за свою жизнь и отпусти. Благодаря их силе ты появилась на свет. И это уже прекрасно. Только благодаря им ты сейчас сидишь здесь.

– Не благодаря им, – упрямо возразила она. – А благодаря себе. Вам. И Киэсу. И Ирге.

– Хорошо, – мягко улыбнулся он. – Но и благодаря родителям тоже. Хоть ты их и не знаешь. Но они подарили тебе самый ценный дар. Я сам им очень благодарен. За тебя. Теперь нам всеми силами нужно беречь то, что есть сейчас.

Он поцеловал ее в макушку и, приобняв мозолистой, испещренной морщинами, рукой, погладил по плечу.