Однажды ты узнаешь - Наталья Васильевна Соловьёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леша сказал:
– Слушай. У меня тоже секрет. Не расскажешь никому?
– Клянусь. Честное комсомольское.
– Я ведь тоже отсюда выбраться хочу. Не так, как ты, в Москву, но все равно… В военное училище записаться. Но не знает никто – даже отец. Узнает – не отпустит. Убьет.
Я удивилась: встречала его отца – веселый, душа нараспашку человек, партиец. Еще подумала: как повезло с отцом Леше. А тут «не отпустит, убьет». Это было очень странно.
– Почему не отпустит-то?
– У отца брат родной на Финской погиб. И мачеха тоже против. Не хочет далеко отпускать, чтоб на каникулах приезжал, отцу помогал по хозяйству.
– Хм… А может, и согласятся – ты заранее не угадаешь… Не знала, кстати, что у тебя мачеха.
Леша напрягся:
– Ты про это особо не распространяйся, в школе не знают – не их дело. Понимаешь, ничего тут нет, но не люблю я откровенностей.
– Можешь на меня рассчитывать – я болтать не люблю.
– Надеюсь, – заторопился вдруг Леша. – Пора мне. Я тут все расчертил – завтра приду, помогу докрасить. А насчет бойкота ты зря. Уже было такое. Долго они не продержатся, вот увидишь. – Леша махнул рукой и вышел.
Он оказался прав – уже на следующий день все было как раньше, словно ничего не произошло. Во-первых, Леша действительно каким-то образом добыл пластинку, а во‐вторых, как мне кажется, всей троице хотелось потанцевать со мной в клубе. Могу ошибаться, но мне кажется, главная причина была такая.
Но бойкот этот не тревожил меня. Главное, что я поняла, что в одиночку мне не выбраться из этого болота.
Время шло. Дни проносились, похожие один на другой. Только, пожалуй, разговоры с Розой скрашивали мою тоску по дому да клуб, куда я теперь бегала каждую субботу. Эти несколько часов, когда я танцевала как сумасшедшая, позволяли мне забыться, не думать ни о чем. Но на самом деле я сильно скучала, каждую неделю писала по два письма – почта приезжала в деревню всего два раза. Но ответа из Москвы не приходило. Тетка отмалчивалась, все разговоры переводила на другую тему.
Однажды, это было начало апреля, я проснулась и поняла: наступила весна. Природа буквально за одну ночь преобразилась: прошел дождь, окончательно растаял снег, кое-где показалась зеленая трава. Я как-то остро в то утро ощутила ход времени, как оно бежит, как меняется все вокруг. А я по-прежнему была в деревне, понимаешь? Никто не приехал за мной и даже не прислал письма. Я снова пристала к тетке, решила во чтобы то ни стало добиться ответа, когда же меня заберут, – я чувствовала, что тетка что-то знает и скрывает от меня. Я решила, что в этот раз она мне все скажет, даже если ради этого мне придется прыгать с крыши. Все что угодно, лишь бы не эта неизвестность.
– Что вам передал папа? Когда он за мной приедет?
Тетка снова заладила:
– Чаго не знаю – того не знаю. Надо будет – приедет.
Я не отставала:
– Через месяц? Два? После школы?
– Сказали тебя досмотреть – вот и досматриваю. Мое дело – сторона. Як уж там Сергей решит…
– Может, он в том письме написал, а вы не заметили?
– У яким письме? – насторожилась тетка.
– Да которое Федотыч передал. С деньгами.
– Не написал.
– Может, вы не поняли? Дайте я сама почитаю?
– Я яго у печке сожгла.
Я и до этого искала то письмо, пока тетки не было дома, все перерыла – было пусто, только метрику свою нашла. К тому моменту я поняла уже, что тетка, несмотря на свою кажущуюся суровость, была жалостливой, и решила попробовать зайти этой стороны:
– Маме напишу, что вы надо мной тут издеваетесь!
– Пиши! Вось ты якая! Неблагодарная!
– Я для вас чужая! Сироты в детских домах лучше живут! – закричала я.
Тетка схватилась за сердце:
– Да что ты ведаешь про тех сирот? Да я луччий кусок… Сама пораньше… Да чтоб табе лишнюю минутку поспать…
– Мама приедет и заберет меня – она обещала. Она меня любит. А вы… вы ненавидите! Мама поклялась, что найдет меня!
Тетка закричала:
– Не знаю я, кали папка твой прыедзе! Клянуся – не ведаю. А Ксана табе не помощница.
– Почему вы так говорите?
– Ты сама не ведаешь?
– Нет.
– Пьет же она, – сказала тетка и закрыла лицо руками. Плечи у нее затряслись.
Комната поплыла у меня перед глазами, стало трудно дышать. А в голове, наоборот, все встало на свои места: и материны недомогания, и вялость, и уходы в комнату «отдохнуть». Так она не болела!
Я заплакала. Хотела разжалобить тетку, а получилось так, что все мои слезы, которые я сдерживала все это время, сами собой полились по щекам. Оказалось, что мать моя была алкоголичкой, отец знал об этом, даже тетка, находясь на краю света, знала, а я не замечала. Я не замечала ничего, кроме самой себя. Теперь я поняла: мама никогда не приедет за мной, никак не поможет мне. И не потому, что не хочет. Ей это не под силу. Может быть, она читала все мои письма, а может, витала в пьяном угаре. Это ее надо было спасать, а не меня.
Я поняла, что не могу больше ждать. Что сойду с ума. Что должна сама поехать в Москву, лично поговорить с папой. Он поймет, что я ни в чем не виновата, простит. Не выгонит же на улицу – я же его дочь в конце концов! Я должна вернуться! Тетка, сама того не ведая, подтолкнула меня.
Глава 11
Так стал рождаться план. Мне необходимо было найти деньги на билет на поезд из Борисова до Москвы. Но и до Борисова добраться тоже как-то было надо.
Я решилась поделиться своим планом с Розой. Не могла сказать ей все правды – боялась, что она отвернется от меня. Поэтому наврала, что произошло недоразумение и теперь отец не знает, где меня искать. И что адрес в Москве сменился. Я много всего наврала и ни слова не сказала про Гумерова. Роза поверила, конечно, расстроилась, но, подумав хорошенько, вызвалась мне помочь.
Заработать было невозможно, для этого надо было устроиться в колхоз, но сейчас мы ходили в школу. Ничего делать руками я не умела, даже шить. Оставалось только что-то продать.
Тут я вспомнила про брошку, мою зеленоглазую стрекозу. Было жаль расставаться, но другого выхода не было. Но как? Кому? Предложили Гражине, она мялась, видно было,
