Однажды ты узнаешь - Наталья Васильевна Соловьёва

– Давай, – сказал Владек.

– Ну… попробую… – наконец согласился Паша.

– А когда? – вырвалось у меня.

– Ну… мож, в воскресенье? – с сомнением сказал Паша. – Когда выходной, да пораньше, на рассвете самом чтоб. Тогда, может, и успеем до Борисова доехать и сразу обратно.

– Только чур ты с нами танцуешь в субботу! – заговорил Сима. – Чтоб точно пришла, танцевала с каждым и без отказу? Договорились?

Я обрадовалась: уже в воскресенье! Но виду не подала. Танцы так танцы. Заодно Лешу увижу в последний раз. Сказать ли ему что-нибудь на прощание?

– Конечно, Симочка! Потанцуем!

– А мне нравится, когда меня Симочкой называют. – Он заулыбался.

Бежала домой, не чувствуя ног от радости. Даже тетка, которой, казалось, никогда не было до меня дела, насторожилась: чегой гэта ты развесялилася?

Мне было хорошо: представляла себе, как приеду в Москву, доберусь до дома на Ульяновской, как позвоню в дверь, как удивится мать. Мама. Будет охать, кормить меня, поить чаем. Уговорю ее не звонить отцу, а дождаться его с работы. Как он придет и как будет рад мне. Молча обнимет, прижмет к себе и скажет: «Ну и ну, Нинон. А я как раз собирался посылать за тобой Федотыча». А потом посадит рядом и будет молча смотреть, любоваться. Я скажу: «Папка, я должна все-все рассказать тебе про Гумерова». А он ответит: «Я уже все знаю. Мерзавец человек. Ты прости меня, Нинка. Так уж получилось. Но теперь будем жить как прежде». Я стала думать про Киру с Татой, про Муру, но ничего хорошего не получалось. Уже не могла представить, что после всего мы дружим, как прежде. Теперь, когда я узнала, что такое настоящая дружба с Розой. Я чувствовала вину, что была недостаточно откровенна с ней. Не рассказала всей правды, почему оказалась в деревне, но мне было мучительно стыдно даже думать о том, как я признаюсь Розе про Гумерова и что она на это мне скажет. Чистая, светлая Роза.

Вечером, пока тетка доила корову, я взяла голубое шерстяное платье с вафлями, туфли на каблуке и на следующий день решила отнести их Розе.

Роза как раз собиралась идти в школу, мы встретились в дверях. Я заговорила первой:

– Вот, Роза. Не хочу тетке оставлять – ей ни к чему.

Роза, конечно, отказывалась, но я знала, что эти вещи ей нравятся и точно пригодятся. Убеждала ее:

– Поедешь в Борисов, будешь на свидания ходить.

Под конец Роза сдалась:

– Мне будет очень приятно. Ведь это как память о тебе.

Я так стремилась домой, что совсем не думала о чувствах Розы, о том, что она будет скучать. Вспомнила только про платье, эгоистка! Я поняла, что тоже буду скучать по ней, моей лучшей подруге, и стала мечтать вслух, как мой отец поможет с документами, как вызову ее к себе, в Москву. Будем жить вдвоем в моей комнате, вместе учиться. И с учебой помогу, поступит в институт. Я быстро-быстро убеждала ее и себя и даже сама поверила, что именно так все и будет. Но Роза просто обняла меня:

– Никуда не хочу, пойми. Мне нравится мысль, что отучусь, выйду замуж, нарожаю детей. Я не активистка, как ты. И комсомолка из меня так себе. Ничего такого не надо. Только чтобы все были здоровы, сыты. Ты – другая, яркая. И у тебя обязательно будет необычная жизнь: будешь разъезжать по всей стране, писать заметки. Станешь знаменитой. А мне достаточно и этого.

Я еще больше зауважала Розу за эти слова. Она точно знала, чего хочет. Синицы в руках ей было достаточно – мне это в ней нравилось. Цельность характера, твердость и спокойствие. Она бы точно не поддалась никакому Гумерову, никакие посиделки с Мурой ее бы не прельстили. Такой была Роза. Сейчас, когда ее давно нет, я могу сказать, что она была лучшим человеком, которого я повстречала в своей жизни.

В тот день мне оставалось последнее дело: попрощаться с Лешей. После того как он пришел ко мне поговорить, а я грубо обошлась с ним, он снова закрылся, делал вид, что не замечает меня. Мне не было обидно – я все понимала. Но и он заслуживал объяснения. Попросила его остаться после уроков – якобы не поняла объяснений учителя. Леша равнодушно пожал плечами, но согласился.

– Так что ты хотела, Трофимова?

– Я не по поводу уроков.

– А что? – Зрачки у Леши сузились, глаза стали колючими. Он весь сжался, как перед ударом.

– Ты сказал мне в прошлый раз не дружить с этими…

– Но ты не захотела меня слушать. Забудь.

– Понимаешь… Я бы хотела дружить с тобой.

Леша хотел что-то возразить, но я перебила его:

– Нет, правда. Но…

– Не хочешь ссориться с «этими»?

– Нет, не в этом дело… Они… ну просто так. Просто. Понимаешь, я скоро уеду. В Москву.

Леша помрачнел:

– За тобой отец приезжает? Ты уже знаешь когда?

– Не знаю точно, но скоро.

– Ты получила письмо? Тебе тетка сказала? – настаивал он.

– Не могу тебе сказать, Леша. Просто скоро меня здесь не будет. Если бы все складывалось по-другому, обещаю тебе, клянусь, что мы бы дружили.

– Ну что ж…

– Я надеюсь, ты не расстроился.

– Ты, что ли, расстроилась?

– Ну… мне тяжело будет расставаться.

– Да что ты об этом знаешь? Ты – девочка из столицы, дочь начальника. У тебя все есть. Для тебя все дороги открыты. Что ты знаешь про тяготы?

– Я знаю, Леша.

– А мне кажется, что ничего ты не знаешь. Откуда? А еще ты бесчувственная, как они все.

– Нет, неправда! Зачем ты так говоришь?

– Потому что я правда так думаю. И раз уж собралась уезжать – уезжай. Не понимаю, зачем вообще ты со мной заговорила!

С этими словами Леша вышел из класса. Я села за парту. Все чувства смешались. Что это было? Больше всего на свете мне хотелось уехать, сделать так, чтобы все осталось позади. Но только не люди, которых я здесь встретила. Роза и Леша – они были настоящими. Они переживали из-за предстоящей разлуки со мной. Это было искренне. Никто из моей прошлой жизни не был таким же искренним со мной. Никто не выразил ни малейшего сожаления, ни сочувствия, когда я попала в эту гнусную историю с Гумеровым. Я ощутила, что теряю что-то очень важное в моей жизни. Что-то очень ценное. Моя решимость уехать во чтобы то ни стало пошатнулась. Мне стало невыносимо сидеть в этом классе, думать о Розе, о Леше. И стыдно было, что я не говорила им всей правды. Радости от предстоящего отъезда