Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А о том, как его «ели», Высоцкий подробно рассказал в песнях «Нет меня — я покинул Расею!» (1969) и «Я все вопросы освещу сполна…» (1971), а также в стихотворении «Я к вам пишу» (1972), которое имеет ряд общих мотивов с поздними текстами «Мне скулы от досады сводит…» и «Мой человек в костюме сером!..» (оба — 1979): «Спасибо вам за присланные злые / И даже неудачные стихи» = «А дальше — больше, — каждый день я / Стал слышать злые голоса»; «За песню трешник — вы же просто крез!» = «Судачили про дачу и зарплату: / Мол, денег прорва, по ночам кую»; «Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес!» = «Пора такого выгнать из России!».
Да и в «Песне автомобилиста» герой говорит о ненависти к нему людей после того, как он приобрел автомобиль: «Прервав общенье и рукопожатья, / Отворотилась прочь моя среда. / Но кончилось глухое неприятье, / И началась открытая вражда».
Этим же временем (1971 год) датируется и первая редакция песни про Кука…
Поэтому легко догадаться, что Австралия здесь является олицетворением Советского Союза, так же как Новая Гвинея в черновиках стихотворения «Про глупцов» (1977): «Не имеют понятья совсем, / Скажем, жители Новой Гвинеи» /5; 484/, - и в «Марафоне», написанном в том же 1971 году, что и первая редакция разбираемой песни: «А гвинеец Сэм Брук / Обошел меня на круг».
Следовательно, если в образе мореплавателя Кука автор вывел самого себя, то в образе аборигенов представлено советское общество, а вождь и колдун являются образами власти, и их описание напоминает центрального персонажа стихотворения «Вооружен и очень опасен» (1976): «…Что всех науськивал колдун — хитрец и злюка» = «Он жаден, зол, хитер, труслив» (а жадность характерна и для вождя папуасов: «Желаю Кока, ну просто мука!» /5; 432/); «Кричал: “А ну-ка, войдем без стука'”» = «Кто там крадется вдоль стены, / Всегда в тени и со спины?»; «Добрые тупые дикари / Кожу очень ловко обдирали и…» (АР-10-172) = «Он глуп — он только ловкий враль» /5; 421/. Кроме того, в рукописи песни про Кука имеется набросок: «Плюньте через левое плечо» (АР-10-169). А в стихотворении «Вооружен и очень опасен» читаем: «Но плюнуть трижды никогда / Не забывайте!» /5; 96/.
Не хватайтесь за чужие талии, Вырвавшись из рук своих подруг. Вспомните, как к берегам Австралии Подплывал покойный ныне Кук.
Как в кружок усевшись под азалии,
Поедом с восхода до зари
Ели в этой солнечной Австралии
Друга дружку злые дикари.
Эта же «солнечная Австралия» фигурирует в песне «В желтой, жаркой Африке…» (1968), где поэт говорил о своем романе с Мариной Влади. И в том же 1968 году была написана повесть «.Дельфины и психи», которая начинается как раз с сюжета про дикарей: «Про каннибалов рассказывают такую историю. Будто трое лучших из них (из каннибалов) сидели и ели ёлки да ели. Захирели, загрустили и решили: кто кого будет есть» /6; 22/ ~ «Там, в кружок усевшись под азалии, / Поедом с восхода до зари / Ели в этой солнечной Австралии / Друга дружку злые дикари. / Так почему аборигены съели Кука? / Была причина — большая скука» («каннибалов» = «.дикари»; «сидели» = «усевшись»; «ели ёлки да ели» = «под азалии… ели»; «загрустили» = «большая скука»; «кто кого будет есть» = «Ели… друга дружку»).
А в черновиках «Песенки про Кука» имеются две строки, сближающие исторического персонажа с другими авторскими двойниками: «Вспомните, как милую Австралию / Открывал до жизни жадный Кук!» /5; 432/. О жажде жизни говорилось также в песне «Живучий парень» (1976) и в стихотворении «Водой наполненные горсти…» (1974): «А им прожить хотелось до ста, / До жизни жадным. — век с лихвой». Это желание прожить до ста встретится позднее в посвящении «Юрию Яковлеву к 50-летию» (1978): «Актеры — ЯКи, самолеты — “ЯКи”, /Ив Азии быки — всё те же яки… / Виват всем ЯКам — до ста лет им жить'» /5; 290/. Да и сам поэт выступал в маске «ЯКа» («Я — “ЯК”-истребитель…»). Напомним также частушки (1971) к спектаклю «Живой»: «Петя Долгий в сельсовете — / Как господь на небеси. / Хорошо бы эти Пети / Долго жили на Руси» (АР-10-68), — и стихотворение «Когда я отпою и отыграю…» (1973): «Но лишь одно, наверное, я знаю: / Мне будет не хотеться умирать». Да и авторы многочисленных воспоминаний о Высоцком сходились на его необычайном жизнелюбии. Об этом, в частности, — песня «Я не люблю»: «От жизни никогда не устаю». А в анкете 1970 года на вопрос: «Что бы ты подарил любимому человеку, если бы был всемогущ?» — поэт ответил: «Еще одну жизнь».
По внешнему сюжету повествование в «Песенке про Кука» ведется из 20-го века о 18-м, когда жил Джеймс Кук. Но на уровне подтекста речь ведется от лица будущих поколений, которые пытаются разгадать тайну смерти Высоцкого: «Ломаем голову веками, просто мука, / Зачем и как аборигены съели Кука?» /5; 434/, - как в черновиках «Коней привередливых» (1972): «Колокольчик под дугою весь затрясся от рыданий! / Но… причины не отыщут, что случилося со мною» /3; 380/. Да и загадка смерти самого поэта остается до сих пор: по-прежнему существует множество версий, вплоть до отравления его лечащим врачом.
Но почему аборигены съели Кука?
За что — неясно, — молчит наука.
Мне представляется совсем простая штука: Хотели кушать — и съели Кука.
Вторая версия выглядит так: «Есть вариант, что ихний вождь — Большая Бука/ Сказал, что очень вкусный кок на судне Кука. / Ошибка вышла — вот о чем молчит наука: / Хотели кока, а съели Кука».
Отметим сходство Большой Буки с Борисом Буткеевым из «Сентиментального боксера» и с Сэмом Бруком из «Марафона». А если вспомнить еще черновой вариант «Пародии на плохой детектив: «И везде от слова “бани” оставалась буква “б” <…> И уж вспомнить неприлично, чем казался КГБ» /1; 516/, - то подтекст станет вполне очевиден. Кроме того, словосочетание «ихний вождь Большая Бука» напоминает песню «Возле города Пекина…» (1966): «Вот придумал им забаву / Ихний вождь товарищ Мао» (мы уже говорили о том, что китайский сюжет используется Высоцким для
