Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

тоже авторская позиция. Данного мотива мы уже касались неоднократно: «Но козырь — черва и сейчас» /5; 245/, «Зря пошел я в пику, а не в черву» /1; 126/, «О, да, я выпил целый штоф / И сразу вышел червой» /2; 101/, «Я говорю себе, что выйду червой» /2; 279/, «У профессиональных игроков / Любая масть ложится перед червой» /5; 124/. Вспомним и «Песню Сашки Червня» (1980).

Неслучайна также следующая параллель.

Герои «Песни Рябого» и «.Дельфинов и психов» (также — 1968) одинаково относятся к религиозным постулатам: «Мне ты не подставь щеки: / Не ангелы мы — сплавщики, / Недоступны заповеди нам» = «А все другое — насчет возлюбления ближнего, подставления щек под удары оных, а также “не забижай, не смотри, не слушай, не дыши, когда не просят” и прочая чушь — все это добавили из устного народного творчества» /6; 25/. Такое же отношение демонстрировали герои «Марша космических негодяев»: «Нам все встречи с ближним нипочем!» (сравним: «насчет возлюбления ближнего… чушь»). А что касается отрицательного отношения поэта к подставлению щек под удары, то здесь можно процитировать и прозаический набросок «Парус» (1971): «Но уже, я слышал, есть корабли с мотором, — они не подставляют щеки своих парусов под удары, ветров. Они возьмут меня на буксир» /6; 165/.

Кроме того, автохарактеристика героя «Песни Рябого» — «А упорная моя кость» — перейдет в роман «Черная свеча» (конец 1970-х), прототипом главного героя которого послужит Вадим Туманов. Этот герой будет носить фамилию Упоров. Здесь перед нами возникает характерный для Высоцкого прием, когда он наделяет друзей своими собственными чертами, поскольку это ведь сам Высоцкий был «упорным», то бишь упрямым[1470]: «Упирался я, кричал: “Сволочи! Паскуды!”» («Серебряные струны», 1962), «Что, мол, упрямо лезу в вышину» («Я бодрствую…», 1973), «Становлюсь я упрямей, прямее» («Старательская. Письмо друга», 1969), «Упрямо себя заставлял — повтори» («Песня попугая», 1973), «Снова я упрямо повторял» («Рядовой Борисов!..», 1969), «Упрямо я стремлюсь ко дну…» (1977), «И не согнут, и скулы торчат» («Памятник», 1973; черновик /4; 261 Г). Этот же мотив встречается в исполнявшемся Высоцким стихотворении Семена Гудзенко «Мое поколение» (1945): «Все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы».

Отметим также идентичность ситуации во второй редакции «Песни Рябого» и в стихотворении «На острове необитаемом…» (оба — 1968): «Бульдозер ткнулся в твердую / Глыбу весом в тонны полторы» = «Корвет вблизи от берега / На рифы налетел»; «Вот уж вспомнил маму-то.. Кликнул всех — вот сраму-то!» = «И попугая спящего, / Ужасно говорящего, / Усталого, ледащего, / Тряхнуло между дел».

Если герой «Песни Рябого» кликнул всех, то и попугай в концовке стихотворения кричал: «А ну-ка — все за мной». А сам этот призыв повторится в «Чужой колее», где лирический герой будет говорить уже от своего лица: «Эй. вы, задние! Делай, как я! / Это значит — не надо за мной», — и чуть позже — в «Странных скачках: «Эй. вы. синегубые! Эй, холодноносые! <…> Начинаем скачки». Сравним еще призыв «А ну-ка — все за мной» с «Гербарием»: «За мною — прочь со шпилечек, / Сограждане-жуки!», — и с черновиком «Конца охоты на волков»: «Я кричу обезумевшим братьям моим, / Чтобы к лесу бежали за мною» (АР-3-35).

А тот факт, что у попугая «слова все были зычные — сугубо неприличные» также напоминает целый ряд произведений, в которых поэт говорит о себе: «Ни приличий не знал, ни манер» /3; 426/, «Смеюсь до неприличия» /5; 260/, «Разомлею я до неприличности» /2; 133/, «Я отвечал ему бойко, / Может, чуть-чуть неприлично» /2; 365/, «Но что-то весьма неприличное / На язык ко мне просится» /1; 236/. И даже про свой любовный роман лирический герой говорит: «Я влюблен был, как мальчик, — / С тихим трепетом тайным / Я листал наш романчик / С неприличным названьем» /1; 146/. Сюда примыкают вышеприведенные цитаты со словом «мать» и еще некоторые произведения: «И склоняю, как школьник плохой: / Колею — в колее, с колеей…»/3; 241/, «Лепоты полон рот, и ругательства трудно сказать» /5; 176/ и др.

В стихотворении «На острове необитаемом…» попугай является предводителем пиратского корабля. И в том же 1968 году была написана песня «Еще не вечер», где коллектив Театра на Таганке (вновь в образе пиратов) сражался с советской властью (вражеской эскадрой): «Четыре года рыскал в море наш корсар. / В боях и штормах не поблекло наше знамя» — «Корвет вблизи от берега / На рифы налетел. <.. > Погибли кости с черепом». Эти же «кости с черепом» упоминаются в «Пиратской» (1969): «Удача — миф. Но эту веру сами / Мы создали, поднявши черный флаг» — и в стихотворении «Я не успел» (1973): «Мой черный флаг в безветрии поник. <…> Мои контрабандистские фелюги / Худые ребра сушат на мели».

В данной связи большой интерес представляют многочисленные сходства между песнями «Еще не вечер» (1968) и «Был развеселый розовый восход…» (1973): «Из худших выбирались передряг» = «И плыл корабль навстречу передрягам»; «Четыре года рыскал в море наш корсар» = «Под флибустьерским черепастым флагом»; «Неравный бой. Корабль кренится наш» = «Накренившись к воде, парусами шурша»; «На море штиль, и не избегнуть встречи» = «Встречался — с кем судьба его сводила»; «Но крикнул капитан: “На абордаж!”» = «Когда до абордажа доходило»; «Ответный залп — на глаз и наугад» = «И наносил ответные удары»; «Вдали пожар и смерть — удача с нами!» = «Мы — джентльмены, если есть удача» /4; 387/.

Отметим и два небольших различия. В ранней песне герои говорят о своих врагах: «Вот развернулся боком флагманский фрегат», — а в поздней разворачиваются сами герои: «Бриг двухмачтовый лег в развороте». И второе различие связано с действиями капитана. Если в первом случае он ободряет команду: «Но нам сказал спокойно капитан: / “Еще не вечер, еще не вечер!”», — то во втором уже молчит: «И видел он, что капитан молчал, / Не пробуя сдержать кровавой свары».

Теперь рассмотрим еще одну морскую песню — «Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука» (редакции с 1971 по 1978 год), где используется характерный для Высоцкого прием: речь идет о событии, произошедшем много лет назад, но в произведение вкладывается современный подтекст.

Несмотря на то, что Джеймс Кук закончил свою жизнь на Гавайях, Высоцкий на своих концертах местом его гибели упорно называл Новую Гвинею: «Он плавал в районе Австралии, открыл Новую Зеландию, а