Оксюморон - Максим Владимирович Альмукаев

дорогой мой гость, держите свои пошлые мыслишки при себе. Викентий Ермолаевич, извините что мешаем вам – обратилась она к мальчику.

Тот отвлёкся на секунду и посмотрел в нашу сторону. Мне признаюсь стоило не малых усилий не показать своего изумления.

– У него домашняя челядь в прошлом году взбунтовалась и они убили его отца: главного чиновника по дорогам – прошептала, мне на ухо Маруся.

Я вспомнил дорогу, по которой я въезжал в город и мысленно примкнул к армии недовольных.

– А что потом? – спросил я не громко.

– Что потом, как что потом – переспросила Маруся – что и всегда. Я же говорила тебе на балконе, дома. Побуйствовали и успокоились. Сами то они убогие чего без нас могут.

Пока Маруся говорила всё это с её лица не сходила брезгливая полуулыбка.

– Не мудрено что люди взбунтовались – сказал я, имея ввиду то что я видел несколько минут назад.

– Нет это то как раз мудрено, ибо люди в наших краях бунтуют крайне редко, – сказал Маруся, и добавила – говоря языком торговцев сотовыми телефонами такая опция в их конструкциях не предусмотрена. Если ты думаешь, гость залётный, что та невинная забава, которую Викентий Ермолаевич позволяет себе три раза в день, и которую мы только что видели, может заставить нашу чернь взбунтоваться, то глубоко ошибаешься. Ты ещё не видел скачки, которые устраивает наш уважаемый Вакитка по Воскресеньям, или скажем охоты с загоном.

Вскоре мужичок, чьё лицо заливала кровь, поднялся на ноги, поклонился изобразив при этом на лице крайнюю степень раболепия и удалился сжимая под мышкой чашку до верху заполненную ореховой скорлупой. Вакитка поднялся из кресла, потянулся, затем посмотрел в нашу сторону. После медленно спустившись по ступеням на выложенную кирпичом дорожку он не спеша направился в нашу сторону.

Первым делом он внимательно осмотрел меня с ног до головы. От его взгляда у меня возникло острое желание ощупать свой лоб. Потом малолетний изверг посмотрел на Марусю.

– Марушка, дорогая, как вы? – пролепетал он, при этом галантно поцеловав девице ручку.

– Вашими молитвами благодетель вы наш – с этими словами Маруся наклонилась к мальчугану, который ей едва доставал макушкой до талии и громко чмокнула его в щёку.

– Ну-ну ни к чему всё это – ответил мальчуган при этом как бы не хотя отстраняясь. В прочем делал он это не особенно настойчиво.

– Марушка, вы кажется ко мне по делу.

– Да, – ответила девушка – вот – она кивком головы указала на меня – приехал из Ультей от Оляпы.

– И что старому хрычу надо? – произнёс с усмешкой мальчуган, эти слова он произнёс таким тоном, что мне стоило больших усилий, чтобы удержаться от того, чтобы не влепить ему затрещину.

Я не знаю за кого они тут принимают старика, но я то, я был здесь. Мои то чувства надо тоже принимать в расчёт чёрт бы их подрал.

– Сам Оляпа ничего не хочет – продолжала заискивающим тоном Маруся – он просил передать вам низкий поклон и звал к себе в гости, на охоту и баньку.

Я не успел опомниться как она вывалила перед этим тщедушным сосунком с дюжину обещаний и пожеланий якобы привезённых мною, о которых я сам ещё минуту назад и понятия не имел.

– Пусть он побудет до вечера у вас, уважаемый Викентий Ермолаевич. – произнесла девица – Мне нужно успеть в клуб, а вечером я за ним заеду.

Всё это она произнесла таким тоном, словно речь шла о любимой собачке или котёнке.

– Эх молодёжь – вздохнул, в прочем довольно фальшиво, Вакитка.

На какое-то мгновение мне показалось, что все здесь находятся в сговоре. Разумеется, кроме меня.

– Ну ладно, Марушка, – ответил Вакитка – езжай, развлекайся.

Девица благодарно захлопала в ладоши и наклонившись вновь громко чмокнула его в розовую покрытую нежным пушком щёку.

Скажи дорогой читатель приходилось ли тебе когда-нибудь, уже став взрослым человеком, подыгрывать детям, когда они, изображая из себя взрослых начинают тебя поучать? Если да, то ты поймёшь, как я себя чувствовал во время этого странного мероприятия. Правда в моём случае лёгкая снисходительность, которая обычно всегда сопутствует этим невинным детским играм, начисто нивелировалась осознанием того, что никто из присутствующих судя по всему и не думал шутить.

Когда Маруся ушла Вакитка устремил на меня пристальный взгляд. Какое-то время мы смотрели друг на друга. Наконец он спросил:

– Вы пьёте кофе?

– Пью,– ответил я.

– Какой кофе вы предпочитаете?

– По-турецки – ответил я, хотя до этого о кофе по-турецки я всего только раз читал в какой-то книге.

– Прекрасно – ответил Вакитка, при этом окинув меня уважительным взглядом.

Признаться, этот взгляд неожиданно для меня самого заставил меня испытать какое-то подобие гордости. Хотя ещё совсем недавно единственное, что мог бы вызвать у меня подобный взгляд ребёнка, которым по сути и был Вакитка, был бы только смех. Вот уж не ожидал обнаружить в себе такое малодушие, да ещё к тому же в подобных обстоятельствах.

– И ещё одно. Прежде чем мы перейдём на ты, – сказал Вакитка – Мария уехала не познакомив нас. Скажите как бы вам хотелось, чтобы я к вам обращался.

Я хотел сказать, что меня можно называть Алексеем. Но вспомнив как меня встретила Маруся и экзекуцию свидетелем которой я стал совсем недавно я решил воспользоваться случаем и включил официальный тон.

– Меня зовут Носков Алексей Иванович – произнёс я, отчётливо при этом глядя ему прямо в глаза, – я не хочу показаться не вежливым, но я знаете ли, не привык чтобы люди, не входящие в круг моих близких друзей или родственников, обращались ко мне на ТЫ, а посему вы меня очень обяжете Викентий… Ермолаевич – подсказал он с любезной улыбкой, при этом изящно склонив свою вихрастую, белокурую голову – Ермолаевич, если будете обращаться ко мне на “ВЫ”.

Закончив произносить всю эту буффонаду склеенную на скорую руку из случайно в прошлом запавших в мою память велеречивых оборотов различные романы и фильмы о жизни в прошлые века, я испугался, не перебрал ли .

Я вообще-то не ханжа, и в принципе не имею ничего против обращения на “Ты”, но ровно до того момента когда это форма обращения выражает искреннюю дружбу и любовь между людьми.

Но выражение лица моего визави развеяло все мои опасения. Оно просияло.

– Я сразу понял, что вы человек достойный – сказал он, и протянул мне свою хлипкую ручонку.

Ручонку я пожал крепко, по-мужски, по-настоящему. Ладно уж. Бывает, что