Новая эра. Часть вторая - Наум Вайман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувствую, что «растекаюсь по древу», а надо бы «сосредоточиться». Подай пример. С нетерпением жду следующего тоста.
Всегда твой
Наум
P.S. Посмотрел на днях по русскому ТВ фильм о туринской плащанице. Персонажи – крещеные евреи – «выгораживают» Пилата, мол, хотел помиловать, даже «бичами побил», чтоб «евреев удовлетворить», но «еврейский народ все равно потребовал: распни его». «Фактическая» часть («отражение на простыне») подана загадочно, я даже подумал, что хорошо бы почитать про это что-нибудь «объективное», все-таки подопечный. Так что если встретишь толковую книжку на тему, возьми.
17.4. Поехал к Гробманам обсудить текст. Вернули на доработку. Отношение к названию неопределенное. НЛО издает дневники Гробмана, толстенную книгу, начиная с шестидесятых. Ира говорит: мемуаров много было, а дневников еще не было, его – первый. Дала почитать кусочки. Сухой каждодневный, местами ежечасный, перечень событий личной жизни, которые автор полагает событиями в мировой культуре.
– Ну, как? – спрашивает Ира.
Это как спросить: «Ты меня любишь?» Ну, конечно, люблю.
– Пришлось мне, – смеется, – выкинуть про все аборты, которые бабы от него делали. Да ты что, мужья же ничего не знают…
На мое замечание, что это было бы самое интересное:
– Да ты что, нельзя такие вещи делать.
Откушали кофию.
– Ты на вечере «Солнечного сплетения» был?
– Был.
– А что там произошло?
Разведка, значит, работает исправно. Пересказал разговор с Тарасовым.
– Ну, Вайскопф хам, это известно, – сказал Гробман.
– Так что, там серьезный конфликт? – Ира была почти счастлива.
– Черт его знает, – говорю.
У Гробмана идея: «Мы с Димой Сегалом (оказывается Лена Толстая до Вайскопфа была замужем за Сегалом!) решили организовать „Европейский форум“, такой мозговой центр, в пятницу первая встреча. Приходи. Вот мы тут манифест написали, обсудим». Он подошел к окну и схаркнул во двор. Еще Ира похвасталась новым приобретением: рисунок Кацмана «Ленин на смертном одре», с резолюцией Дзержинского «Не выставлять».
Р оставила запись: «Как ты себя чувствуешь?» А я вчера, когда на третий заход пошел, вдруг испугался. Так и не кончил. Как китайский император. Она говорит: так не честно, я кончаю, а ты что? Экономишь? Экономлю, да. Лежал, прислушиваясь. Вроде стучит, сердечко-то, но не чересчур шибко. «Что с тобой, опять?» – спросила испуганно. «Не, все нормально».
Позвонил. Заверил, что все нормально. Что люблю и счастлив. Так и есть.
Дорогие Стелла и Саша!
Огромное спасибо за книгу Стеллы! С удовольствием читаю «самую эротичную русскую поэтессу». Стелла, поздравляю!
Всегда ваш
Наум
От Л: А я тут была в концерте. Давали Малера и Стравинского. И вдруг поняла почему мне так хотелось подарить тебе Моцарта. Стравинский уже стесняется своих чувств, а Малер еще нет. Это и есть их разность по «времени»… ну, ты будешь мне записки слать или мне другого писателя полюбить? Заодно и стихи Тарасова. Эйх а маргаш? Как обстановочка в связи с последними событиями? Как съездил? Как чувство свободы?
Изголодавшаяся читательница, поклонница вашего таланта
18.4. По дороге с работы, в машине, вдруг звонок на чудотелефон. Из Америки.
– Привет! Вот здорово! Нормально, нормально слышно. Как дела?
– Я тут посмотрела китайский фильм, там один говорит: прошлое можно увидеть, но нельзя потрогать. Ну, вот и решила позвонить, хоть голос…
Потребовала, чтоб записки послал. Подсела на сериал.
19.4. Позвонила С, она теперь большая начальница в Сохнуте, может, обломится что-нибудь с поездками. А то, говорит, посылают бог знает кого. А вот такого интеллигента, как я, понимаш… Книга моя у нее на столе, настольная книга. Но она ее еще не прочитала. Шрифт очень мелкий.
Позвонил Ире Гробман, сказал, что героическими усилиями пару страниц убрал и название предлагаю другое: «Время не лечит».
– Я сейчас запишу, потом подумаю, через час Яшка уезжает, ни о чем сейчас думать не могу.
– Ладно.
– А ты знаешь, что Гробману дали премию Дизенгофа?
– Нет. Это что, литературная?
– Художественная. Да мы и сами пока не знаем, только что сообщили…
– Ну, передай ему поздравления, замечательно. Может, и заплатят еще?
– Ну а ты как думал.
Послал Л записки. Дописал:
Знаешь, я решил с дневниковыми плутнями завязать. Будет проще, если ты спросишь прямо обо всем, о чем захочешь спросить, а я прямо (или как смогу) отвечу, чем я буду посылать тебя «сексуальные протоколы», а ты – «молчать, как Зоя Космодемьянская». Я понимаю, что простота иногда «хуже воровства», но и вороватость опротивела. Ну, а если писатель оказался неинтересный, то он не виноват – жизнь такая.
Наум, привет!
Список №45
Раннее христианство. В 2 т. М.: АСТ, 2001. /Этот двухтомник представляет собой перепечатку двух томов (III и V) пятитомника «Общая история европейской культуры», изданного Брокгаузом и Ефроном в 1908 году. В этих томах отобраны наиболее авторитетные на тот момент труды по истории раннего христианства. Они, безусловно, остаются классикой «либерального» религиоведения и сегодня. Т. 1: 654 с. Состав: Адольф Гарнак. Сущность христианства. Адольф Юлихер. Религии Империи и начала христианства до Никейского собора. А. Гарнак. Церковь и государство вплоть до установления государственной церкви. Эрнст фон Добшюц. Древнейшие христианские общины. Культурно-исторические картины. Т. 2: 510 с. Состав: Ренан. Рим и христианство. А. Гарнак. История догматов – 260 (за оба тома)
Бокль. История цивилизаций. История цивилизации в Англии. Т. 1. /В таком же серийном оформлении, как «Закат Европы» Шпенглера. М.: Мысль, 2001 – 461 с – 120
Исайя Берлин. Философия свободы. Европа. /Исайя Берлин (1909—1997), еврей, из семьи эмигрантов из России, получивший в Англии титул лорда, был другом Ахматовой, русофилом и сионистом в одном флаконе. Считался непревзойденным «говоруном», особенно в жанре радиолекций. Вел жизнь морального учителя и политического мудреца. В данном сборнике представлены эссе о европейской «ментальности»: «Стремление к идеалу»; «Чувство реальности»; «Естественная ли наука история?»; «Дар понимания свободы»; «Джамбаттиста Вико и история культуры»; «Жозеф де Местр и истоки фашизма»; «Противники просвещения»; «Национализм: Вчерашнее упущение и сегодняшняя сила». М.: НЛО, 2001 – 448 с – 150
Пьер Дриё ла Рошель. Дневник. 1939—1945. /В молодости крайний сюрреалист (соавтор манифеста «Труп»), затем фашист, коллаборационист. Любимец женщин, помешанный на комплексах и «героизме». Доставлю себе удовольствие и малость поцитирую, практически наугад: «Я беспрестанно думаю о себе, но как о персонаже, за которым я наблюдаю извне, фигуре, к которой прилагаю свои размышления о психологии, морали и истории. Жажда силы во мне могла проявиться лишь интеллектуально. Страх – это всего лишь первая моя реакция, потом приходит храбрость, затем возвращается страх, а потом, если храбрость не встречается со смертью, отвращение. Мои враги очень хорошо чувствовали – это было заметно – женственный, инвертированный характер моей любви к силе. Но такое свойственно и некоторым коммунистическим интеллектуалам, а также фашистским. Я ни в коей мере не христианин. Никакого чувства греха, при всем моем мазохизме только ощущение слабости перед силой. Ненависть к христианскому морализму (который я соотнес – или отыскал его источник – с взаимосвязью сила – слабость). Сифилис в течение ряда лет изрядно усиливал мою меланхолию. Расист куда в большей степени, чем националист, я всегда испытывал омерзение к среднему французу, чернявому, низкорослому. Англосаксы научили меня презрению к французу, который не способен в открытую дать в морду, лижет зад своей бабе, болен триппером, сифилисом, заражен мандавошками. Я всегда испытывал жуткий страх перед евреями и ужасно стыдился этого страха. Нет, никакой ненависти, просто отвращение к себе перед лицом евреев. Гадливость к еврейкам, я практически не спал с ними. Приближался и тут же бежал. Я всегда был пантеистом и тем не менее отдавал себе отчет в глупости утверждений пантеистов. В конце концов я понял, что подлинные метафизики не бывают пантеистами. Пантеизм – это доктрина невежд, поэтов. Глупо думать, будто в мире нет Бога или мир не существует, просто мир – в Боге, но это Бога никак не затрагивает. И Бога нет. Есть неисповедимое за гранью не-бытия. И нет никаких индивидуальных душ. Тщеславным я не был, это правда. Разве что в юности, когда благосклонность женщин смогла заставить меня поверить, будто я обладаю привлекательностью. Но каждый раз, когда я начинал ухаживать за новой женщиной, всякое промедление заставляло меня думать, что очарование мое навсегда пропало, и отныне я ни одной не смогу понравиться. Тут еще и вопрос чести. „Если это дело начинаешь, его нужно кончить“, – сказал самурай».