Новая эра. Часть вторая - Наум Вайман

Будет время кутнуть?

Привет Краве

Всегда ваш

Наум

3.4. Вчера утром, по дороге на работу позвонил ей на чудотелефон, записал на автоответчик: «нашикат бокер» (утренний поцелуй).

А сегодня утром гулял с собакой у пруда с шипящими и нападающими гусями, и позвонил насчет завтра. «Нет, вечером я не могу». – «А днем?» – «Днем можно». Договорились. «Да, спасибо за „нашикат бокер“».

Гуляя, встретил Меира-теннисиста. Советовал плюнуть на врачей. «Ты сам себе лучший врач. Чувствуешь себя хорошо? Ну и все. Вот у меня был один знакомый строительный подрядчик, шестьдесят два ему было, ему сделали нитуах маакафим17, частным образом, у профессора, заплатил кучу денег, деньги есть, слава Богу, потом он поехал на восстановительный период в Швейцарию, приехал, пошел к врачу, сделали ему проверку на тренажере, врач ему говорит: ты здоров, как восемнадцатилетний, а через день он умер, ночью, в постели.»

vizit poeta

Наум

Саша ничего не сообщал – попробую с ним связаться. Что касается вас, то будем очень рады и даже вполне пригласили бы остановиться у нас, но если одновременно с Сашей, то не получится.

Да, учтите, что в самом конце мая мы намерены отбыть в империю зла – числа 30 или около. Ждем.

vizit poeta

Леша, привет!

Спасибо за приглашение. Речь идет о начале-середине мая (9—13)

Мне странно, что Саша тебе не сообщил (мне он сказал, что говорил с тобой), так что ради Бога «не подставь» меня, чтоб не вышло, что я «не так понял».

Я ему сейчас отправлю запрос, без всякой ссылки на тебя.

Всегда твой

Наум

Odnodum

Наум, привет!

Наши «обострения» (кстати, совпадающие с периодами солнечной активности) с тупым упорством развиваются по сценарию-«рыбе», сварганенному халтурщиком-драмоделом.

СПАСАЙСЯ КТО МОЖЕТ

Сотериологическая рыба в письмах на два голоса

Звучащие голоса:

Р. – зацикленный размышлитель-однодум

В. – расцикленный литератор-многодум

Акт 1.

Р. – Тезис

В. – Робкое сомнение в абсолютности его истинности

Акт 2.

Р. – Нажим

В. – Несмелое возражение

Акт 3.

О. – Окрик

В. – Отступление

Проблема как раз в феномене «однодумства». В одном из томов Гершензона, которым упиваюсь (тем, видно, и спасаюсь на данный момент), помещена его работа о Чаадаеве (кстати, сильно повлиявшая на Мандельштама), и там приводится письмо Чаадаева, патологического однодума, к Пушкину. Поэт изъявил желание потолковать с другом «о высоком», как Шиллер с Гете (вариант: как Вайман с Рувиным). И вот что ответил ему Чаадаев: «О чем же мы станем беседовать? У меня, вы знаете, всего одна идея, и если бы ненароком в моем мозгу оказались еще какие-нибудь идеи, они, конечно, тотчас прилепились бы к той одной: удобно ли это для вас?»

Вот именно! Удобно ли это? Не жмет, не давит? Конечно, эмоции Чаадаева «амбивалентны»: в них просматривается одновременно и снисходительность (взгляд «свысока»), и комплекс неполноценности.

Я вовсе не считаю, что мои конкретные высказывания «умнее» твоих или, тем более, что они «истинны». Просто у меня в голове – Система, тем более прекрасная и согласованная, чем менее реально проработанная. Поэтому любое смысловое отклонение в интерпретации базовых понятий – элементов, из которых состоит Система – воспринимается мною как «подрывная деятельность». А то, что моя система ни для кого не обязательна, как-то «не приходит в голову». Утешаюсь тем, что раз природа с тупым упорством воспроизводит подобных однодумов, значит, это кому-нибудь нужно. Наверное, для того, чтобы на их фоне острее ощущалось удовольствие от необязательных разговоров (свободных от маниакальной склонности к «уточнению понятий»), необъяснимых симпатий и детских игр.

Всегда твой

Матвей

4.4

– Ну что, поедем в гостиницу?

– Что-то у меня все внутри пусто…

В результате пошли смотреть «Жиль и Джим» (идет фестиваль Трюффо). Как раз на тему. Потом поехали в «Ицик Агадол», обожрались, выпили бутылку красного. Обсуждали «Жиль и Джим». Рассказал ей, что когда Трюффо прочитал этот роман Роше, то решил, что будет делать кино. И он остался его любимым романом. Фильм классный, такая «анатомия любви». Хотя я Жанну Моро не люблю, и баб, которые в воду бросаются. Она вспомнила польский фильм 70-х, «Анатомию любви» с Барбарой Брыльской, произвел тогда сильное впечатление.

– У меня был такой случай, я тебе рассказывала, когда я не знала от кого ребенок, это было ужасно. Я пошла на аборт, я просто не могла, это было буквально невыносимо. … Вот ты говоришь: лучше безответно любить, чем быть любимым и ничего не чувствовать… У меня бы один страшный случай… у нас был один студент в группе, татарин, Фазиль его звали, у него еще были, видимо, проблемы с семьей, жил он в общежитии, и чувствовалось, что он совершенно один, видимо, он был в меня влюблен, но я никакого внимания на это не обращала, мало ли, в меня многие были влюблены, и еще у него… то ли он когда-то горел, не знаю, но у него была ужасная такая рука, почти без кожи, одни кости, и такая, скрюченная, и вот однажды мы возвращались с подругой ко мне домой, какой-то праздник был, уж не помню, Новый год что ли, и он за нами увязался, шел так чуть сзади, мы уже пришли, я ему и говорю, ты чего, хочешь зайти? Он говорит: хочу. Ну, мы пришли, а дома после праздников куча посуды было немытой, балаган, родители куда-то уехали, ну, мы взялись убирать, он нам помогал, с большим энтузиазмом, потом сготовили поесть, и вместе сели, поели, и мне кажется, что для него это было очень важно, может у них так, что когда впустили в дом, и потом у нас действительно было ощущение дома, то это что-то значит, и он с тех пор стал за мной таскаться, а потом стал за мной следить, и однажды позвонил, а сестра говорит: ее нет, она ушла, а он уже знал, с кем я встречаюсь, и он меня ждал, а я вечером вышла, он так удивился, говорит, зачем ты меня обманываешь, ну я его отшила. И вот однажды я шла домой, а он за мной. Я говорю, ты что, проводить меня хочешь? Он говорит да. Ну, проводил он меня, а в подъезде стал мне говорить, что он меня любит, что он не как другие, он на мне жениться хочет, а я побежала от него, а он за мной, и споткнулся, стал падать, и схватился рукой за полы моего пальто, и у него эта рука, обожженная и короткая, обнажилась, и меня такой ужас охватил, и я рванула наверх, а я сильная была, и потащила его по ступенькам, он вцепился в пальто, эта рука, а я еще его ногами пинаю, это был ужас, ужас… Потом он перевелся и я его больше не видела. Но до сих пор помню, и не забуду. Я думаю, что то, что со мной потом было, это в наказание за это.

В деревне целовались часа два.

– Неправильно я себя веду. Ведь уже решила – все, и опять…

Отдала журнал. «Бедный Меир» не произвел на нее впечатление, и качество перевода тоже не воодушевило. Зато понравился Жан Жене.

От Л:

«Писатель – дуэлянт, не являющийся в условленный час; он подбирает оскорбление, словно некую любопытную вещь, находку для коллекционера; потом он рассматривает это на своем столе и лишь тогда выходит на дуэль со своим оружием – словом. Многие считают это слабостью. Я называю это обдумыванием. То, что для мужчины слабость, для писателя – достоинство. Он хранит, накапливает то, что взорвет позже в своем произведении. Вот почему писатель – самый одинокий человек в мире; ведь он живет, сражается, умирает и вновь рождается всегда в одиночестве; все свои роли он играет за опущенным занавесом. А в жизни он фигура несообразная. Чтобы судить писателя, надо любить его писание той же любовью, какой любишь его, как мужчину. А большинство женщин любит только мужчину». Анаис Нин

Ну как, снизил Юваль профиль? Эйх амаргаш18?

Врач направил его в Тель-Ашомер, на обследование, а пока он на базе, ждет, когда вызовут.

Маргаш? Черт его знает, смута какая-то…

Звонила тетка из издательства «Кетер», говорит, скоро выйдет антология, и мой кусок из книги. Когда все куски выйдут, попробую еще раз побегать насчет издания не иврите.

С 8 по 13 поедем на Крит. Надо «отдохнуть».

Зашел в «Стемацкий» на Алленби, там есть такая Сарит Томшински, русскими книгами занимается, предложил свою. Повертела в руках, говорит «мехубад19», но мы у частных лиц не покупаем. Понимаю, говорю, но это вам, в подарок. Сразу бросила книгу, как раскаленный уголь. Может, это считается взяткой? В другом магазине, только заикнулся: мы книги не берем! В общем, продавать свою книгу, или дарить незнакомому человека – ад унижения. Но так и должно быть.