Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

— Поднимемся к нам, выпьем чаю, расскажешь о себе, как жила, как работала, — предложила она, взяв Телли за руку.

А за другую руку взяла ее Нинель.

Мовсум Садыхович

В то время как Баджи была в Ленинграде, Телли познакомилась, а затем и сошлась с неким Мовсумом Садыховичем, с которым жила теперь в своей квартире почти на семейном положении.

За чашкой чая Телли коротко рассказала о своем избраннике, и у Баджи создалось не слишком лестное представление о нем. Далеко не молод, определенной профессии не имеет. К тому же — одной ногой все еще в прежней семье.

Без ложной скромности Телли сообщила, что он в ней души не чает, и Баджи в ответ лишь незаметно улыбнулась — за долгие годы она не впервые слышала подобное из уст Телли о любом из ее поклонников. Уходя, Телли пригласила Баджи к себе, чтоб познакомить со своим другом…

Мовсум Садыхович оказался мужчиной лет под пятьдесят, невысокого роста, с брюшком. Сквозь темные седеющие волосы просвечивала старательно зачесанная лысина.

Несмотря на годы и полноту, он был очень подвижен, расторопен, особенно когда хозяйка дома томно обращалась к нему с какой-нибудь просьбой. Похоже было, что он и впрямь души не чает в Телли. Гостеприимный, разговорчивый хозяин, он оказался неплохим собеседником, любящим театр и кино, он знал политические и хозяйственные новости, умел к месту рассказать анекдот.

И Баджи подумала:

«Хорошо, если б Телли относилась к нему по-настоящему, всерьез!»

Почувствовав расположение гостьи, Мовсум Садыхович откровенно и просто принялся рассказывать о своем прошлом…

Сын бедного лоточника, он с детства изведал нелегкий труд: дешевые сладости на шатком лотке отца не делали слаще жизнь многодетной семьи, и мальчику с малолетства пришлось работать разносчиком газет. Летом раскаленный асфальт обжигал его босые ноги, зимой от сырости и холода они у него коченели.

Счастьем было для парнишки, когда его наняли в типографию подметальщиком. Не обошлось там и без курьеза: плохо владея русским языком, слыша, как взрослые вокруг обращаются друг к другу по имени-отчеству, он сам однажды назвал себя Мовсумом Садыховичем, и с того дня все только так и величали его. В типографии добрые люди обучили его грамоте, он стал работать в наборном цехе. Листы, пахнувшие свежей краской, сдружили его с печатным словом, много объяснившим ему в окружавшем сложном мире.

Охваченный воспоминаниями, Мовсум Садыхович не поленился и достал откуда-то старую любительскую фотографию, где он, щуплый молодой человек с винтовкой в руке, с повязкой на рукаве, стоит в группе красногвардейцев.

— Газанфар! — воскликнула Баджи, остановив взгляд на одном из них.

— Не кто иной, как он, — охотно подтвердил Мовсум Садыхович и удивленно спросил: — А вы, Баджи-ханум, откуда знаете его?

— Газанфар — мой близкий друг, друг моего покойного отца, я знаю его с моих детских лет!

— Я одно время был под началом Газанфара… Теперь он в Москве, большой человек…

Да, в первые годы революции молодой Мовсум Садыхович шагал рядом с Газанфаром, участвовал в подавлении мартовского мятежа в Баку.

Казалось: двигаться и двигаться бы ему дальше, вперед, по этому славному пути. Но не все в жизни складывается так, как можно того ожидать.

Не таясь, Мовсум Садыхович рассказал, что во время партийной чистки его обвинили в национализме, а где-то повыше не сразу разобрались в его жалобе. Следовало, конечно, поскольку обвинение было несправедливым, настойчивее добиваться правды, но он тогда разобиделся и больше никуда не обращался.

— Подвернулись другие интересы, с героическим прошлым было покончено, — с иронией завершил он.

Баджи слушала, и кое-что в его биографии казалось ей неясным, вызывало недоумение. Так, из его слов можно было понять, что теперь жизнь его проходит в трех городах — в Баку, Москве, Тбилиси. Воспользовавшись тем, что Мовсум Садыхович вышел в кухню похозяйничать, Баджи, понизив голос, спросила Телли, где место его постоянного жительства, и получила неожиданный ответ:

— Я — не паспортный стол, мне все равно, где Мовсум прописан. Мне важно, что он меня любит!

— А ты — его?

— Я в своей жизни, как знаешь, по-настоящему любила только Чингиза.

— И теперь его любишь?

— Теперь его любит другая — его жена, родственница одного местного владыки! — В голосе Телли чувствовалась обида, и Баджи подумала:

«Не может Телли простить Чингизу, что он предпочел ей женщину с влиятельными родственниками».

— Зачем же ты продолжаешь встречаться с ним?

Ноздри Телли раздулись, глаза дерзко блеснули:

— Не все же такие недотроги, как ты!.. Что ж до Мовсума, то я не считаю себя перед ним в долгу: у него, помимо меня, есть старая семья — жена, дочь, старуха мать. Он их любит, заботится о них, содержит в большом достатке… Жена его, правда, неизлечимо больна, но она все же — законная жена, а я… — Телли развела руками.

Дочку Мовсума Садыховича Баджи увидела у Телли в тот же вечер. Ей понравилась застенчивая миловидная Мариам, ровесница Нинель. Отец был с девочкой ласков, угощал ее, сунул в сумочку деньги. Ласкова была с ней и Телли, и Баджи приятно удивилась этому, хоть мелькнула у нее мысль, что Телли просто подлаживается к своему другу.

Взглянув на золотые часики, Мариам вдруг заторопилась: рано утром — в школу! Мовсум Садыхович вышел проводить ее.

— Откуда у него средства, чтоб жить так широко? — спросила Баджи. — Где он работает?

— В Бак… гор… Какое-то длиннющее название — никак не могу запомнить!

— А кем?

— По снабжению кем-то.

— Как я поняла из его слов, он в прошлом — полиграфист? Почему же он теперь «по снабжению кем-то»?

— Да мало ли кем был человек в прошлом? Ты тоже не с колыбели актриса! Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше.

Она подошла к трельяжу, и в его зеркалах тут же возникли три Телли. Все три, окинув себя одобрительным взглядом, стали поправлять челку.

Баджи подумала:

«Удобная вещь — трельяж! Перед ним нет нужды вертеть головой, как перед простым зеркалом — сразу видишь себя со всех сторон. Ах, если б мог он показать Телли не только ее внешность!»

В дальнейшем Баджи не раз приходилось слышать от Телли о частых отлучках Мовсума Садыховича из Баку.

«Что за дела носят его из края в край с чемоданчиком, а порой и с одним портфелем в руке, то в Москву, то в Тбилиси, то в Ташкент?» — удивлялась Баджи.

Расспросы эти явно были не но душе Телли.