Украденный фокус. Почему мы страдаем от дефицита внимания и как сосредоточиться на самом важном - Йоханн Хари

позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ). Я приехал побеседовать с ним именно туда, где это произошло, – в университет Вашингтона в Сент-Луисе, штат Миссури. Маркус одним из первых использовал свой метод и смог увидеть происходящее в мозге живого человека так, как не удавалось практически никому до него.

Еще во время учебы на медицинском факультете Маркусу объясняли, что происходит с мозгом, когда человек отдыхает: «Мозг тихо дремлет в полном бездействии, как расслабленная мышца». Но однажды Маркус обратил внимание на нечто необычное. Пациент, проходивший обследование на ПЭТ-томографе, спокойно лежал в ожидании задания, не думая ни о чем особенном. Подготовив задание, Маркус мельком взглянул на экран аппарата и пришел в недоумение. Мозг не бездействовал, как его учили в университете. Он был активен, но эта активность переместилась в другую область. Удивленный Маркус начал подробно изучать это явление. Области, которые активизируются, когда человек считает, что ничем не занят, он назвал сетью пассивного режима работы мозга (СПРРМ). Дальнейшие эксперименты с использованием метода ПЭТ подтвердили, что в то время, когда мозг не занимается осознанной деятельностью, он работает вовсе не вхолостую. «Это было просто поразительно», – вспоминал Маркус.

Это стало сменой парадигмы в научных представлениях о функционировании головного мозга и инициировало всплеск исследований по всему миру. В частности, резко возрос интерес ученых к состоянию рассеяния внимания: что происходит, когда мысли человека витают свободно, не концентрируясь на какой-либо задаче? Очевидно, что-то происходит, но что именно? Научные дискуссии по этим вопросам идут уже несколько десятилетий. Некоторые ученые считают, что сеть пассивного режима работы мозга наиболее активна в состоянии рассеяния внимания, другие – категорически не согласны с этим. Тем не менее полученные Маркусом результаты дали импульс многочисленным научным исследованиям, призванным ответить на вопрос о причинах состояния рассеянного внимания и его возможной пользе.

Чтобы получше разобраться в этом, я побеседовал с профессором неврологии и нейрохирургии Натаном Шпренгом из Университета Макгилла в Монреале и с профессором психологии Джонатаном Смолвудом из Йоркского университета в Великобритании. Они изучали эти вопросы наиболее глубоко. Это относительно новая область знания, поэтому некоторые из ее основных положений пока еще выглядят достаточно спорно и очень многое станет понятнее в ближайшие десятилетия. Но все же несколько десятков научных исследований показали, что в состоянии рассеяния внимания происходят три ключевые вещи.

Во-первых, мы постоянно осмысливаем окружающую действительность. Джонатан привел мне пример. Читая книгу (как вы сейчас), мы фокусируемся на словах и предложениях, но при этом всегда мыслим немного отвлеченно: думаем, как эти слова соотносятся с нашей собственной жизнью, как эти фразы соотносятся со сказанным в предыдущих главах. Предполагаем, что же автор может сказать в дальнейшем. Нас интересует, останется ли содержание настолько же противоречивым или в конечном итоге все выстроится в логичную картину. Внезапно припоминаем что-то из своего детства или сцену из сериала, который смотрели на прошлой неделе. «Чтобы осмыслить главную идею книги, вы сводите воедино разные ее части», – сказал Джонатан. В нашем чтении нет никакого изъяна. Это и есть чтение. Если бы мы не позволяли себе немного отвлекаться, то на самом деле не читали бы осмысленно. Для понимания прочитанного очень важно иметь достаточно места для мысленных блужданий [66].

Это касается не только чтения. Это касается жизни в целом. Для осмысления действительности необходимо кое-какое блуждание ума [67]. Джонатан считает: «Без этого не получатся многие другие вещи». Он установил, что чем чаще человек позволяет своему сознанию повитать в облаках, тем он успешнее в своем целеполагании [68], творчестве [69] и принятии взвешенных стратегических решений [70]. Все это получается лучше, если позволить своему разуму подрейфовать и неспешно осмыслить свою жизнь на подсознательном уровне.

Во-вторых, свободно плавая, сознание начинает по-новому увязывать известные факты, что часто бывает решением наших проблем. «Я считаю, происходит вот что: когда имеются нерешенные проблемы, мозг старается все уладить, но ему нужно дать возможность это сделать», – поделился Натан. Он привел известный пример. В XIX веке французский ученый Анри Пункаре пытался решить одну из сложнейших проблем математики. Все его многолетние целенаправленные усилия ни к чему не приводили. Но как-то раз, будучи за границей, он заходил в транспорт, и его осенило. Решение возникло в его голове словно из ниоткуда. Только выключив прожектор своего внимания и позволив сознанию побродить самостоятельно, он смог свести картину в единое целое и решить задачу. Так, если посмотреть на историю науки и инженерной мысли, то окажется, что многие прорывные достижения приходились не на периоды полной сосредоточенности, а на периоды витания в облаках.

«Творческий потенциал – это не обязательно что-то новое, что зародилось в голове, это способность устанавливать связи между тем, что в ней уже есть, – сказал в разговоре Натан. – Блуждание ума позволяет мыслить шире и более ассоциативно». Анри Пункаре не пришел бы к решению своей задачи, если бы оставался сосредоточенным исключительно на ней или же полностью отвлекся. Ему понадобилось блуждание ума.

В-третьих, при блуждающих мыслях сознание занимается «ментальными путешествиями во времени». Оно бродит по прошлому и старается предсказать будущее. Освободившись от концентрации на решении насущной проблемы, мозг начнет подумывать о возможном дальнейшем развитии событий и таким образом поможет подготовиться к этому.

До знакомства с этими учеными я полагал, что праздномыслие, которому я так часто и с таким удовольствием предавался в Провинстауне, есть нечто прямо противоположное вниманию. Поэтому-то я так и стыдился за него. Теперь я понял, что ошибался. На самом деле это просто другой вид мышления, и в высшей степени необходимый. По мнению Натана, концентрация на чем-то одном «требует определенного ресурса», а когда мы выключаем прожектор, «ресурс остается, просто можно перенаправить его на другие виды мышления». Поэтому нельзя сказать, что внимание снижается, «оно просто переходит к другим важнейшим типам мышления».

Это все полностью противоречит философии продуктивности, которой меня учили с детских лет. Мне казалось, что я тружусь на славу, сидя целый день за ноутбуком и сосредоточенно выстукивая слово за словом, а под конец я даже испытывал прилив гордости за такое протестантское трудолюбие. Вся наша культура зиждется на этом убеждении. Начальство хочет видеть тебя на рабочем месте денно и нощно: оно считает, что это и есть труд. Этот образ мысли внушают нам с самого раннего детства, и в школе мы получаем выговоры за витание в облаках, как Маркус Райхле. Именно поэтому я казался себе непродуктивным в дни, когда бесцельно бродил по пляжам Провинстауна. Я думал, что лодырничаю, ленюсь и занимаюсь самопотаканием.

Однако в результате своих исследований Натан установил, что