Холодные сумерки - Валерий Георгиевич Шарапов

– Лариса, Лариса ее зовут, постоянно дебоширит, а уж красится, как…

– Как Баба-яга!

– Такая юная, а уже мужики, и все такие же раскрашенные, как…

– Как Баба-яга!

– Никакого покоя от них. То музыка, то пьянки, то песни какие-то гнусавые и хриплые поют, как…

– Как коты в марте!

Домашние пироги, Олечка, такой вот сын. За отсутствием дома мужа легко можно было представить себя на месте хозяина… нет, пожалуй, трудно. Потому что сидел бы он сейчас на какой-то другой кухне, обсуждая очередную Ларису, а домой добрался бы хорошо если к десяти, когда уже и все пироги остыли. Нужен он такой вот Олечке? Может, другая ему так нравится именно потому, что поймет? Потому что сама в системе?

«Занятно, мама бы положила в них меньше яиц и тесто раскатала бы потолще, но вкус все равно возвращает на тридцать лет назад. Пирожки с капустой как универсальный индикатор детства».

И все же пора была работать, а не тосковать по несбыточному. Дожевав, Дмитрий кивнул.

– Как коты – это интересно. А часто под утро возвращается? Дверь же небось хлопает, мешает.

– Случается, – ответила Ольга. – Скандалы потом порой!.. Да вы с отцом ее поговорите, уж он понарасскажет. Иван ведь, понимаете, по сменам на заводе работает, ему выспаться надо, а тут дочь вот… так что он не стесняется, а ночью все ведь слышно. Я уже и говорила с ними, потому что Васенька же тоже слышит, особенно если окно открыто… Чай будете?

– Буду. А что за друзья у нее?

Расписанные друзья, по словам Ольги, были патлатыми, вонючими и в целом походили на тех несознательных граждан, что Дмитрий видел в видеосалоне. Картинка жития Ларисы складывалась ясная, но неприглядная. И, увы, подходящая для сатаниста, но не для искомого маньяка. И у нее в последние дни даже не появилось новых дорогих шмоток, что могло бы указывать на пропавшую сумку Зои. Обычная молодая дурочка, в которой ничего не цепляло, не царапало интуицию. Они с приятелями даже щенка случайного на людях ни разу не пнули, а что бунтуют и протестуют в такой форме – так ведь настало, согласно заявлению Игоря, время перемен.

Но все равно совпадение получалось то еще, а все прочее доказательством не являлось. Деньги можно было утаить. Щенками можно было брезговать после настоящего-то дела.

Возможно, они все же были связаны с убийцей. Возможно, это все же секта… укладывается ли это в картину? Подручные, а во главе пирамиды псих, который в обмен за услуги предлагает принадлежность, цель, а то и доступ к телам, когда они перестают быть ему нужными?.. Лариса не произвела впечатления девушки, готовой делиться даже с жертвами, но и это не доказательство.

Как бы там ни было, а с Ларисой и ее друзьями стоило поработать, узнать, куда именно они пропадают время от времени. Тем более что как минимум в одну ночь, когда подбросили тело Алены, Лариса дома не ночевала. Про ночь перед убийством Зои соседка не помнила, но даже одной пропущенной ночи хватало, чтобы заинтересоваться еще и этим совпадением. И, пожалуй, установить слежку. К родителям Ларисы идти не стоило – только пугать. А вот чтобы последить, людей ему, наверное, дадут.

С этой мыслью обкормленный и усталый Дмитрий вывалился из квартиры Ольги на улицу.

– Дмитрий Владимирович?

Мягкий, вежливый голос вырвал его из дремотных раздумий. Дмитрий крутанулся на месте, успел увидеть черную «Волгу», как вдруг его втянули в салон.

«Чертова мафия».

V. Мафия вечна

Всю недолгую дорогу в голове у Дмитрия крутились две мысли. Первая – что домой он теперь доберется хорошо если к полуночи, а завтра еще один тяжелый день, наполненный планированием, беготней и разговорами. Вторая – что самоуверенные эксперты женского пола все-таки ни хрена не представляют, насколько легко так вот взять и утянуть с улицы человека. Сгинь он там, куда везут, – и искать его можно будет до посинения. Точнее, можно было бы, не предупреди он о предполагаемом визите Михаила. А так, конечно, труп найдут быстро.

Пока, впрочем, походило на то, что придется жить дальше. Вежливые мальчики с квадратными плечами провели его в подъезд неприметного трехэтажного дома, поднялись с ним на третий этаж и после вежливого стука запустили в прихожую. Дубовый паркет, бежевые с золотистыми прожилками обои, старые, кажется, еще дореволюционные шкафы и комоды, картины на стенах – Дмитрий готов был дать голову на отсечение, что подлинники… хозяин, сухой старик, сидел в кресле-качалке у окна. Ноги его, несмотря на то, что жара еще не выпустила город из объятий, были закутаны в шерстяной плед, а на коленях лежала книга в кожаном переплете с тиснением.

«Les Misérables. Однако, на французском читает».

Гоняясь за всякими Гошами и Вахтангами, порой забывалось, что львиную долю владивостокского преступного мира составляли чертовы интеллигенты, потомки ссыльных. По крайней мере, высокую часть этого мира. Высшую.

«Только вот чтение «Отверженных» в оригинале их сути не меняет».

– Присаживайтесь, Дмитрий Владимирович. Полагаю, представляться мне не надо.

Дмитрий аккуратно уселся в кресло, надеясь, что под ним нет люка, ведущего прямиком в Амурский залив. Ильяс Зиновьев в самом деле в представлении не нуждался.

– Вы – закон, Дмитрий Владимирович. Но и я – закон тоже. Когда не справляетесь вы, за правосудием идут ко мне. А вот теперь пришел я.

«Как же ты. Я – к тебе».

Пустая вежливость не грела, скорее злила. Какого черта этот старый вор ведет себя как персонаж из «Крестного отца»?

– Хм, вы говорите о Григории Ильясовиче… дон?

Ильяс скрипуче рассмеялся.

– Ну мы же не на Сицилии, Дмитрий Владимирович. Просто – Ильяс Михайлович, Зиновьев Ильяс Михайлович. Не буду ходить кругами. Гоша – дебил. Избалованная сволочь. Жена – уже третья по счету – думает, что если потакать прихотям гаденыша, то можно втереться ко мне в доверие. И получить большую долю наследства. Гоша – садист, недоумок и развратник. Но девочку он не убивал. Более того, мне крайне любопытно, кто убивает в моем городе.

«В твоем городе, да? Не убивал, да? Правда? Честное воровское? И ты – закон?»

Наглость этого… интеллигента недобитого даже не удивляла, просто Дмитрий внезапно ощутил, каким же долгим и тяжелым был этот день. Ильяс, которого так заботили убийства, в свое время перебил столько подельников, конкурентов и просто тех, кто, например, не желал отдавать добро, что давно сбился со счета. В процессе своей преступной деятельности награбил столько, завел такие связи, что мог себе позволить роскошно жить и властвовать.

«Так, может, и правда его город?»

Даже сейчас он, следователь, майор МВД, пришел к этому вору и просит – да, именно просит! – возможности поговорить с садистом, недоумком и развратником. Даже не пришел – привезли, как к барину. И говорит этот Ильяс так, словно он и правда главный, словно только ради него Дмитрий ищет этого проклятого психа, чтобы, значит, воду не баламутил в любимом городе и не мешал убивать, грабить и что там еще дальше. Спасибочки, что сесть предложил. Идиотизм, невероятность, каким-то образом пробравшиеся в реальность, словно Дмитрий попал в королевство кривых зеркал, где все наоборот.

– Ильяс Михайлович, я рассчитывал, что буду говорить с вашим сыном. Именно он – свидетель, а не вы.

«А вы мне на хрен не уперлись, раз не разрешают трогать, но сидите ведь тут не зря. Могли бы вообще не разговаривать. Значит, готовы в чем-то уступить, но не просто так».

– Гоша – избалованная сволочь, – неторопливо повторил дон. – Которому в следующем году поступать в МГИМО. Не знаю уж, какой из него выйдет дипломат, но это и неважно. Главное – связи, место, репутация. Потом свадьба с дочерью кого-нибудь важного, партийного.

– Генерального? – холодно спросил Дмитрий. – Кажется, у него нет дочери, только любимая кошка. Ну и жена, разумеется. Любимая. Но, кажется, я понимаю, о чем вы говорите. Не очень понимаю разве что, ради чего мне соглашаться. Вы должны понимать, что если ваш отпрыск замешан намного больше, чем вам кажется, то от появления в суде в том или ином качестве его ничего не спасет.

Куда это все двигалось, не нравилось ему совершенно. Репутация – это значит не стоит появляться в суде и говорить что-нибудь вроде: «Ну, мы там пили водку,