Ворон - Эдгар Аллан По

I kneel, an altered and an humble man,

Amid thy shadows, and so drink within

My very soul thy grandeur, gloom, and glory!

Vastness! and Age! and Memories of Eld!

Silence! and Desolation! and dim Night!

I feel ye now – I feel ye in your strength —

О spells more sure than e’er Judaean king

Taught in the gardens of Gethsemane!

О charms more potent than the rapt Chaldee

Ever drew down from out the quiet stars!

Here, where a hero fell, a column falls!

Here, where the mimic eagle glared in gold,

A midnight vigil holds the swarthy bat!

Here, where the dames of Rome their gilded hair

Waved to the wind, now wave the reed and thistle!

Here, where on golden throne the monarch lolled,

Glides, spectre-like, unto his marble home,

Lit by the wan light of the horned moon,

The swift and silent lizard of the stones!

But stay! these walls – these ivy-clad arcades —

These mouldering plinths – these sad and blackenedshafts —

These vague entablatures – this crumbling frieze —

These shattered cornices – this wreck – this ruin

These stones – alas! these gray stones – are they all —

All of the famed, and the colossal left

By the corrosive Hours to Fate and me?

“Not all” – the Echoes answer me – “not all!

“Prophetic sounds and loud, arise forever

“From us, and from all Ruin, unto the wise,

“As melody from Memnon to the Sun.

“We rule the hearts of mightiest men – we rule

“With a despotic sway all giant minds.

“We are not impotent – we pallid stones.

“Not all our power is gone – not all our fame —

“Not all the magic of our high renown —

“Not all the wonder that encircles us —

“Not all the mysteries that in us lie —

“Not all the memories that hang upon

“And cling around about us as a garment,

“Clothing us in a robe of more than glory.”

Колизей

Примета Рима! Пышная гробница!

Здесь Время замирает, созерцая

Помпезность повелительного праха!

Паломником смиренным прихожу

На твой порог и, одержимый жаждой

(Палящей жаждой наконец припасть

К истоку мудрости), в конце пути,

Колени преклоняю, пораженный, —

Душой впиваю сумрак твой и славу!

Громада памяти тысячелетней!

И Ночь, и Тишина, и Запустенье!

О чары величавей колдовства,

Добытого у звезд халдейским[68] магом!

О чары очистительней молитвы,

Которой некий иудейский царь

Будил когда-то Гефсиманский сад![69]

Где прежде был повержен гладиатор,

Повержена колонна, где блистал

Орел легионеров золотой,

Идет вигилия[70] мышей летучих,

И пыльный шелестит чертополох,

Где волосы вились патрицианок.

Где восседал на троне император,

По камню ящерица, точно тень,

Под месяцем скользнула круторогим.

Постой, но разве эта колоннада,

Изъеденная временем и ветром, —

Куски карнизов, фризов, капителей,

Заросшие плющом аркады, камни —

Да, камни, серые, простые камни! —

Единственное, что осталось мне

От грозного и гордого колосса?

«Единственное? Нет! – рокочет эхо. —

Рождаются в груди любой Руины

Пророческие звуки, – так Зарю

Приветствует сладкоголосый Мемнон[71]!

Мы правим неотступно, деспотично

Великими, могучими умами,

Мы не бессильны – мы не просто камни:

Не иссякает наша мощь и чары,

Не иссякает магия обломков,

Не иссякает чудо наших линий,

Не иссякает тайна наших недр,

Не иссякает память, что по-царски

Нас облекла – не в пурпур, не в порфиру,

А в нечто большее, чем просто Слава!»

To F-s S. О-d[72]

Thou wouldst be loved? – then let thy heart

        From its present pathway part not!

Being everything which now thou art,

        Be nothing which thou art not.

So with the world thy gentle ways,

        Thy grace, thy more than beauty,

Shall be an endless theme of praise,

        And love – a simple duty.

В альбом

(Френсис Сарджент Осгуд)

Ты хочешь быть любимой? – Верь

        Тому пути, которым шла.

Будь только то, что ты теперь,

        Не будь ничем, чем не была.

Так мил твой взор, так строен вид,

        Так выше всех ты красотой,

Что не хвалить тебя – то стыд,

        Любить – лишь долг простой.

To F…[73]

Beloved! amid the earnest woes

        That crowd around my earthly path —

(Drear path, alas! where grows

Not even one lonely rose) —

        My soul at least a solace hath

In dreams of thee, and therein knows

An Eden of bland repose.

And thus thy memory is to me

        Like some enchanted far-off isle

In some tumultous sea —

Some ocean throbbing far and free

        With storms – but where meanwhile

Serenest skies continually

        Just o’er that one bright island smile.

К Ф…

Любимая! меж всех уныний,

        Что вкруг меня сбирает Рок

(О, грустный путь, где средь полыни

        Вовек не расцветет цветок),

        Я все ж душой не одинок:

Мысль о тебе творит в пустыне

        Эдем, в котором мир – глубок.

Так! память о тебе – и в горе

        Как некий остров меж зыбей,

Волшебный остров в бурном море,

В пучине той, где на просторе

        Бушуют волны все сильней, —

Все