Ворон - Эдгар Аллан По

which my soul did pine —

A green isle in the sea, love,

        A fountain and a shrine,

All wreathed with fairy fruits and flowers,

        And all the flowers were mine.

Ah, dream too bright to last!

        Ah, starry Hope! that didst arise

But to be overcast!

        A voice from out the Future cries,

“On! on!” – but o’er the Past

        (Dim gulf!) my spirit hovering lies

Mute, motionless, aghast!

For, alas! alas! with me

        The light of Life is o’er!

        No more – no more – no more —

(Such language holds the solemn sea

        To the sands upon the shore)

Shall bloom the thunder-blasted tree,

        Or the stricken eagle soar!

And all my days are trances,

        And all my nightly dreams

Are where thy dark eye glances,

        And where thy footstep gleams —

In what ethereal dances,

        By what eternal streams.

Alas! for that accursed time

        They bore thee o’er the billow

From me – to titled age and crime

        And an unholy pillow —

From Love and from our misty clime

        Where weeps the silver willow.

К одной из тех, которые в раю

В тебе я видел счастье

        Во всех моих скорбях,

Как луч среди ненастья,

        Как остров на волнах,

Цветы, любовь, участье

        Цвели в твоих глазах.

Тот сон был слишком нежен,

        И я расстался с ним.

И черный мрак безбрежен.

        Мне шепчут дни: «Спешим!»

Но дух мой безнадежен,

        Безмолвен, недвижим.

О, как туманна бездна

        Навек погибших дней!

И дух мой бесполезно

        Лежит, дрожит над ней,

Лазурь небес беззвездна,

        И нет, и нет огней.

Сады надежд безмолвны,

        Им больше не цвести,

Печально плещут волны

         «Прости – прости – прости»,

Сады надежд безмолвны,

        Мне некуда идти.

И дни мои – томленье,

        И ночью все мечты

Из тьмы уединенья

        Спешат туда, где – ты,

Воздушное виденье

        Нездешней красоты!

Hymn[62]

At morn – at noon – at twilight dim —

Maria! thou hast heard my hymn!

In joy and wo – in good and ill —

Mother of God, be with me still!

When the Hours flew brightly by,

And not a cloud obscured the sky,

My soul, lest it should truant be,

Thy grace did guide to thine and thee;

Now, when storms of Fate o’ercast

Darkly my Present and my Past,

Let my Future radiant shine

With sweet hopes of thee and thine!

Гимн

В полдень и полночь, сквозь тьму и мглу,

Мария, прими от меня хвалу.

В горе и счастье жизни земной,

О Богоматерь, пребудь со мной.

Когда моя жизнь текла без забот

И ясен и светел был небосвод,

От лености и суеты людской

Спасла Ты мне душу своей рукой.

Теперь, когда бури грозная тень

Мрачит мой былой и нынешний день,

Даруй мне свет для грядущих дней,

Даруй надежду рукой своей.

Serenade[63]

So sweet the hour – so calm the time,

I feel it more than half a crime

When Nature sleeps and stars are mute,

To mar the silence ev’n with lute.

At rest on ocean’s brilliant dies

An image of Elysium lies:

Seven Pleiades entranced in Heaven

Form in the deep another seven:

Endymion nodding from above

Sees in the sea a second love:

Within the valleys dim and brown,

And on the spectral mountain’s crown

The wearied light is lying down:

And earth, and stars, and sea, and sky

Are redolent of sleep, as I

Am redolent of thee and thine

Enthralling love, my Adeline.

But list, О list! – so soft and low

Thy lover’s voice tonight shall flow

That, scarce awake, thy soul shall deem

My words the music of a dream.

Thus, while no single sound too rude,

Upon thy slumber shall intrude,

Our thoughts, our souls – О God above!

In every deed shall mingle, love.

Серенада

Так ночь тиха, так сладок сон,

Что даже струн нескромен звон —

Он нарушает тишину,

Весь мир склонившую ко сну.

На моря жемчуг и опал

Элизиума[64] блеск упал;

Спят звезды, только семь Плеяд[65]

Ни в небе, ни в волнах не спят;

Пленительный Эндимион[66]

В любви, любуясь, отражен.

Покой и мрак в лесах и долах,

Спят горы в тихих ореолах.

Едва блеснул последний сполох, —

Земля и звезды забытья

Возжаждали, как жажду я

Тебя, любви твоей невинной

И состраданья, Аделина.

О! Слушай, вслушайся, услышь:

Не так нежна ночная тишь,

Как эти нежные слова,

Что лаской сна сочтешь сперва.

И вот, пока я не дерзну

Задеть призывную струну,

Сердца и думы воедино

Пребудут слиты, Аделина.

The Coliseum[67]

Type of the antique Rome! Rich reliquary

Of lofty contemplation left to Time

By buried centuries of pomp and power!

At length – at length – after so many days

Of weary pilgrimage and burning thirst,

(Thirst for the springs of lore that in thee lie,)