Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

наследственного принципа царствования. Отсюда и оправдание того, что они поставили себя под власть Энрике, признанного наследника престола, поскольку король, по их мнению, не выполнял своих функций[1822]. Наконец, институт королевской власти являлся в глазах мятежников не только приемлемым, законным и желательным, но (поскольку он был божественного происхождения) еще и незаменимым и неизменным. «Почет королевской короны, — говорит Гарсия, адресуясь Хуану II Кастильскому, — проистекает от Иисуса Христа, а Вы Его представляете»[1823].

Все это, совершенно очевидно, не антимонархизм — и уж конечно не революционный антимонархизм — и судя по этому, Бенито Руано был в своем утверждении прав. Тем не менее ясно, что можно выдвинуть контраргумент, указывая на то, что тот же Гарсия в той же «Докладной записке» оправдывает неповиновение мятежников королю, превознося это как «требование больших реформ судебной администрации и великое оздоровление всех сословий»[1824]. Он не проявляет ни малейшей тенденции свернуть с мятежного курса и снова, как и в Петиции, ясно даёт понять, что, если король не примет линии поведения, предписанной ему мятежниками, они «примут оборонительные меры против него»[1825]. Это, конечно, иная форма заявления, что они будут сопротивляться даже с применением силы, и в любом случае они выходят из его подданства и отказываются почитать его. В свете этих бунтовщических высказываний не были ли его выраженные в высоких словах заверения в признании королевской власти просто лицемерием, когда на самом деле и он, и другие мятежники ненавидели и принципы, и практику монархизма и жаждали избавиться от его ярма?

Мы отвечаем на этот вопрос отрицательно, но для того, чтобы оправдать такой ответ, мы должны полнее представить взгляды Гарсии, а также определить течение, из которого эти взгляды вышли. Это обязывает нас обратить внимание на некоторые средневековые традиции, включая теории, касающиеся монархии, которые превалировали в Испании в XIV и XV вв., и в частности в правление Хуана II.

II

Политическая традиция Средневековья — по крайней мере, со времен Григория Великого — включала в себя два конфликтующих принципа правления в том, что касалось монархии. Согласно одному из них, правитель является наместником Бога, источником власти и закона[1826]. Другой же принцип гласил, что король подчиняется закону, даже притом, что он сам не подвластен никакой личности, а закон, руководящий им, — это закон справедливости, который прежде всего определен божественным законом, а потом — обычаями и идеями общества[1827]. Конечно, приверженцы обоих принципов согласны, что король имеет право самостоятельно издавать законы, а большая часть дискуссии о монархии идет по вопросу об условиях этого законодательства.

Еще одно-два замечания необходимы для прояснения предметов той дискуссии. Поскольку единственное ограничение королевской власти может быть найдено в утверждении, что король подчиняется закону, вопрос о принятии или отрицании королем этого утверждения и определял разницу между двумя монархическими системами: абсолютной и ограниченной. Разница, однако, часто была чисто теоретической, потому что границы двух систем нередко смыкались, завися от темперамента короля, так же как и от общего состояния королевства. Но неразбериха была также присуща как определению, так и самой концепции каждого типа монархии.

Спрашивается, если король — наместник Бога, не присваивает ли он себе функции Бога? И если это так, не является ли неизбежным то, что король должен быть связан незыблемыми законами справедливости? С другой стороны, если — в чем согласны обе стороны — король имеет право издавать законы, то как можно предотвратить издание новых законов, если на то будет его воля или просто прихоть? Далее было признано, что с двумя исключениями — законы природы, которые незыблемы, и божественные законы, которые тоже вечны, — закон должен постоянно пересматриваться или изменяться, чтобы подойти новым условиям и концепциям. Из этого следует, что, даже приняв точку зрения, что король должен подчиняться законам, включая законы, изданные им самим, оба типа королей не должны подчиняться законам, которые требуется изменить. Таким образом, оба типа монархии включают в себя элемент ограничения и, более того, элементы свободы. Все зависит от меры сдержанности, которую осторожность или прозорливость короля заставит его проявить, или от того, к чему объективные условия обяжут короля, зачастую против его внутренней склонности.

В Испании, как и везде, конфликт между двумя концепциями обозначил развитие и политической теории, и системы правления. Взлеты и падения этих конфликтующих доктрин ясно отразились в испанских кодексах и в практике кортесов Кастилии и Арагона. В Арагоне концепция ограниченной монархии — ограниченной волей народных представителей — была укоренена глубже, чем где бы то ни было на полуострове. Кастилия вела тяжелые и болезненные бои Реконкисты гораздо дольше других испанских провинций и нуждалась в сильном лидерстве и абсолютном подчинении правителю, что часто виделось необходимыми предпосылками для победы, поэтому там возобладала абсолютистская тенденция.

Нет сомнения в том, что Альфонсо X Кастильский ратовал за абсолютную монархию, когда провозгласил, что король должен быть единственным правомочным законодателем, хотя и согласился на то, что ради его же пользы он должен быть первым, кто подчиняется им же изданным законам, хотя под влиянием традиционной практики он рекомендовал, чтобы король искал «совет и согласие» знатных сеньоров и самых образованных людей королевства[1828]. Существует в науке тенденция подчеркивать подчинение испанских (включая кастильских) королей конституционному законодательному процессу и, соответственно, видеть в уступках Альфонсо X доказательство того, что он никогда не требовал для себя исключительного права издавать законы или аннулировать их по своей воле, и что он просто желал указать в своем законодательстве, что законы не могут быть изданы без него[1829]. Но это значит приписывать документам то, чего они и не содержат, и не подразумевают.

Взгляд Альфонсо на монархию недвусмыслен. «Короли — это наместники Бога, каждый в своем королевстве», — говорит он, и это значит, что они поставлены на земле на место Бога для того, чтобы вершить правосудие и воздавать каждому его право»[1830]. И снова: «Король занимает место Бога для того, чтобы творить правосудие и право в королевстве, в котором он является сеньором»[1831]. Более того, «он душа и голова королевства», в то время как остальные люди просто его члены. И «потому возникла нужда в справедливой силе, осуществлявшейся кем-то одним, возглавлявшим всех, рассудком которого направлялись бы и объединялись бы все, как все члены тела направляются и руководятся головой»[1832]. Это не просто академические формулы, как склонны верить некоторые ученые, но заявления, предназначенные выразить убеждения Альфонсо X по поводу природы королевского правления. С точки зрения закона