Советник царя Гороха (сборник произведений) - Алексей Владимирович Мефокиров

«Глубокоуважаемый господин, ручку пожалуйте…», «Живи по-человечески: все для тебя». И люди млеют от этого обращения, так как впервые их любят не за то, что они хорошие, а за то, что они есть… Их безумно любят за то, что они развратники… Любят за то, что они лентяи… Любят за то, что они жадные… Любят за то, что они подлецы… Любят за то, что они носят дорогой костюм… Любят за то, что у них есть деньги… Конечно, потом выяснится что лишь за последнее качество на них и проливается бесконечная всепроникающая и всеобъемлющая любовь. Все любят деньги, соответственно, того, кого любят сами деньги, тоже любят, – да что там – просто обожают все.

А если у тебя нет денег? В Заморском царстве это означает одно – смерть… Нет денег – нет жизни. Если же денег просто мало, значит ты неудачник… А неудачников никто не любит. Что там, прокаженные в древнем Израиле пользовались большей любовью, чем те, кто не имеет достаточно денег в Заморском царстве и во всех его владениях. От них отрекаются друзья и родственники, их сторонятся, чтобы не дай Бог не подхватить от них эту инфекцию бедности. В Заморском царстве проказа, разъедающая тело – гораздо меньший страх, нежели бедность. Если у человека проказа, но достаточно денег – он всегда найдет добровольцев, которые будут готовы за определенную плату каждодневно целовать его гноящиеся язвы; если же человек подхватил инфекцию бедности, штамм финансового неудачника – никто даже не взглянет на него.

Никита лежал и думал над всем, что он видел здесь. Никогда прежде он об этом так глубоко не задумывался. А теперь, когда бессонная ночь душила его в навязчивых объятиях, он совершенно по другому взглянул на происходящее. Он медленно, шаг за шагом находил обоснование собственной неприязни. Здешняя безмерная государственная гордыня, позволяющая объявлять целые народы изгоями и жестоко наказывать их за несогласия соблюдать чужие порядки и безвозмездно делится богатством; здешнее тщеславие, под потоками которого процветает праздная обывательская глупость, готовая отдать жизнь за миг сомнительной славы на кровавой арене или на ночной сцене «штратуза», на которой перед вожделеющим скоплением разновозрастных людей молодые женщины и мужчины всеми силами старались разжечь пресыщенную и извращенную половую страсть зрителей. И все это прогнившее и развратное здание, обрамленное красивыми и величественными завитушками, стояло на спинах людей по всему миру, издыхающих от голода и жажды.

За дверью послышались робкие шаги.

– Jesti ham zoon schlaahe?

– Naan.

Утром явилась молодая рабыня со свежим бельем, чем очень смутила Никиту. Он не привык к такому обращению. Здешние люди настолько привыкли к рабам, что так же не смущались их присутствия, как не смущаются шкафа, тумбочки или зеркала. Раб, даже если он только вчера был свободным гражданином, переставал восприниматься как человек, и превращался в вещь.

Прежде всех иных вещей заморские правители были заинтересованы в том, чтобы узнать у Никиты секреты паровых судов. В их мечтах океаны и моря всего мира бороздили чудовищные ревущие гиганты, которые бы заменили их наводящие ужас многоярусные гребные галеры с тысячами рабов.

Надо отметить, что среди всех недостатков правителей Заморского царства, не было глупости и консервативного мракобесия. Они были не просто открыты ко многим новшествам, но и отлично осознавали все выгоды, которые они могли принести. Да, Заморское Царство было нагромождением несправедливости и порока, но во главе его стояли отнюдь не дураки, и не предатели, а люди, любившие свою страну и готовые печься об ее будущем.

Паровые корабли, не нуждавшиеся в рабах-гребцах, позволяли бы перевозить на своем борту куда больше воинов, и это бы в разы увеличило их силу. Кроме того, освободившихся рабов можно было бы использовать на других работах.

Делится секретами парового движения Никите, естественно, не очень хотелось. Преумножать своими знаниями могущество царственного монстра?

Царь Эбрахам не стал мелочится: вместе с Сенатом он выделил на постройку сразу трех паровых кораблей гигантскую сумму. И это не были небольшие речные буксиры, или корабли типа «Богатырь». Все делалось с заморским размахом: паровым котлом собирались оснастить громадные галеры длиной более четырехсот локтей, возвышавшиеся над водой на семьдесят локтей.

Никита хотел сказать, что рев от сопел подобных реактивных кораблей будет настолько громким, что экипаж оглохнет, но смолчал. Заморцы хотят получить свои гиганты – они их получат, и если эти гиганты станут сверхдорогими бесполезными декорациями заходящего могущества – то так тому и быть.

Специалисты-судостроители, работавшие с Никитой, воспринимали каждое его слово со льстивым вниманием. Они только начали разработку паровых реактивных котлов, только начали рисовать их эскизы на больших чертежных досках, а на верфях десятки тысяч рабов и тысячи свободных ремесленников, словно муравьи, уже собирали остовы будущих кораблей. Но вся разработка длилась довольно долго. За это время приставленные учителя научили Никиту даже изъясняться на заморском наречии.

Инженер-корабельшик Джей Адам Кэйбэл, которого царь Эбрахам назначил ответственным за паровые установки, пригласил Никиту погостить пару дней в его имении. Отказываться было невежливо. Тем более, что из всего окружения Джей Кэйбэл был человеком, наиболее симпатичным Никите. Во всяком случае, вызывавшим наименьшую антипатию. Разговаривали они на странной смеси вест

В отличии от своих коллег, он не был карьеристом. Высокий для своего мира, приблизительно метр пятьдесят два, и худой, более всего он был похож на человека, одержимого своим делом и живо интересующимся любым новшеством в этой сфере.

Для человека нет ничего более приятного, нежели внимание другого человека (если это конечно не внимание со стороны силовых ведомств). Искренний, не наигранный интерес ко всему, что человек говорит – это самое драгоценное для всякого сердца. Человек так устроен: более всего ему интересен он сам, и более всего он любит, когда еще кто-нибудь искренне внимает ему. Никита не был исключением. И то, как слушал его пояснения Джей Кэйбэл, зрелый и состоявшийся в своем мире, ему очень нравилось. Кэйбэл был лишен несносного свойства многих слушать с вежливой улыбкой, говорящей: «Ну рассказывай, рассказывай, умник. Мы и так знаем все лучше тебя».

Имение Джея Кэйбэла раскинулось в нескольких заморских милях от окраин Эррогана. Это было несколько гектаров, засеянных разными неприхотливыми цветами, огороженные побеленной каменной оградой. Имение не смотрелось слишком уж ухоженным. Посреди всех этих земель стояло небольшое здание с модным в Заморском царстве портиком, к входу в здание вела небольшая аллея из похожих на свечки кипарисов.

Когда они подъехали к воротам, на крик хозяина им открыла пожилая черноволосая рабыня.

– Изабель, у нас сегодня гость. Скажи хозяйке,