Советник царя Гороха (сборник произведений) - Алексей Владимирович Мефокиров

Вдали виднелось движение людей. Тысячи рабов-носильщиков, покрытых каменной пылью, сносили вниз в верхних этажей камни и деревянные элементы.

– А можно глянуть на это поближе?

– Зачем? Как говорят «Wonn de gesach asst tsy na, shjona ond shracka said gleho», то есть, с близкого расстояния не отличишь красоту от уродства.

– Ну да, как говорят у нас среди образованной элиты «Турум-курдым аллар пых-пых»…что значит, сами догадайтесь… – раздраженно ответил Никита.

Глава 10

Совсем осерчал царь Горох. Похищение, а точнее исчезновение ученого отрока Никиты всколыхнуло все царство. Поползли слухи, один невероятнее другого. Все начинания, все верфи и пристани… что было делать, непонятно. А теперь еще и донесение из посольского указа в Эррогане. Нет, нет, сам посол Ариан Николаевич Растолчин человек верный, и врать бы никогда не стал. Но как поверить всем этим депешам. Никита, можно сказать, последняя надежда всего Данилина царства – и разгуливает в форме заморского морского пехотинца, любезничает с чужеземцами… Что произошло? Колдовство? Позарился на посулы и роскоши? Впрочем, что здесь говорить. Никиту и обвинить-то сложно: он из Волшебного Мира. И зачем ему болеть за эту землю?

Окаянные селивановцы, вооруженные и обученные заморцами, терзали юг страны. И не было видно ни единого просвета в этой отчаянной ситуации.

Внезапно царь встал, отряхнулся… Внутри возникла какая-то особая злоба:

– Да что это я! Хватит! Как бы там ни было, но хватит!

Он вышел во двор, подозвал слуг и попросил седлать ему Конька-Горбунка.

– Ваше Величество! Вам же по статусу положено Буцефала огнедышащего!

– Знаете, куда я вас сейчас пошлю с вашим статусом!!! Горбунка мне, и точка. Кстати, саркабский правитель давно мечтал о Буцефале. Разузнайте между делом, не хочет ли он его купить.

От таких слов у слуг рты пораскрывались от удивления. Некоторые осуждающе, некоторые с жалостью покачали головами. Вскочив на Горбунка, царь помчался на Гороховские верфи. Царская мантия волочилась по земле, корону приходилось придерживать рукой. Он остановился возле одного из поворотов и торопливыми движениями расстегнул мантию. Ну улице толпа простого люда несколько опешив от удивления, наблюдала картину царя, скачущего без свиты на Коньке-Горбунке. «Ну вот, – подумал царь, – самое время для исторического поступка. Пусть будет народу хотя бы что вспомнить…». Стянув мантию на песцовом меху, он бросил ее вниз и сказал: « Берите с царского плеча, продайте купцам да между собою поделите!». Но, судя по реакции народа, исторического поступка не получилось: толпа просто тупо глазела на происходящее, как непонимающий бык, жующий сено. «Ну и хрен с вами!» – подумал царь, снял корону, вытер выступивший пот… «Нда, в этой же бандуре килограмма три, не меньше».

На верфи стояло гробовое молчание. Работники, узнавшие об исчезновении Никиты, частью разошлись по домам, частью по кабакам города Горохова. Осталась только горстка мастеров, старец Нестор да кузнец Мокрута. Они сидели в здании правления и угрюмо молчали.

– Что делать будем? – спрашивал старший литейщик.

– Возвращать нужно людей на завод, – твердо произнес Мокрута.

– А что толку? Кто будет теперь всем руководить? Кто все секреты мастерства волшебного знает?

– Ну, мы ведь знаем что-то? Могли бы многое и сами додумать?

– И-эх. Пропала наша держава, – процедил сквозь зубы мастер-корабельщик.

Царь, зайдя на территорию верфи, остолбенел. Погасшие литейные печи, пустующие цеха, брошенные инструменты и заготовки… Словно все люди в одно мгновение испарились. Его охватило горькое, ни с чем не сравнимое чувство, понять которое может лишь тот, кто достигнув цель своего путешествия ради чьего-либо спасения, застает лишь развалины и пожарища. Гнев смешанный с унынием… Долго ходил он по цехам, пока не нашел в одном из уголков приунывших мастеров, которые оставались.

– Что случилось, мастера-умельцы? Где все остальные?

– Ушли, царь батюшка…

– Как ушли?!!!

– Пешком, царь батюшка…

Царь гневно затопал, потом остановился, и несколько раз глубоко вздохнул. Властным голосом призвал к себе он Мокруту, и сказал:

– Веди меня кузнец к тем мастерам, которые более всего надобны. Сам, словом царским своим буду их уговаривать, а слово мое крепкое, мечом подтвержденное да огнем запечатанное…Кто не внемлет слову моему по-хорошему, того и я жалеть не буду…

Выйдя на берег Гороховки, царь окинул глазами спокойные речные просторы, жадно вдохнул воздух, пропитанный водной прохладой. В заводях недвижим стоял рыжеющий тростник. И ничто не нарушало этой первобытной тишины. Царю не хватало воздуха, его душила, словно удавка, глубокая обида за народ. Нет, не во власти было дело… Власть уже порядком ему надоела, и когда бы можно было ее сбросить, словно тяжкую ношу, он бы с удовольствием это сделал. Обидно было именно за народ, что сдавался в чужеземное рабство, отрекаясь от собственного корня, шел медленной поступью на свою погибель. Утратив веру и всякую духовную силу, утратив самое себя. «Поелику же кто чтобы что-то получить, утратит душу, то пользы не будет иметь» – вспоминалось царю вычитанное откуда-то изречение.

Постояв немного, они с Мокрутой двинулись к мастеровому поселку, недавно выросшему на самом берегу реки. Грубо сколоченные хибары, обитые горбылем и обрезками, крытые мхом, – они словно нищие, столпились на песчаном пологом берегу. На улочках поселка не было видно людей; в воздухе чувствовалось что-то грозное, настороженное.

Они подошли к одной из хибар. Раздался хриплый собачий лай.

– Отворяй, ливарник Вакула! Сам царь к тебе, окаянному, пришел! – закричал Мокрута.

За дверью послышалась возня, потом дверь со скрипом приоткрылась и оттуда показалась нечесаный рыжий парень, который бессмысленно хлопал глазами, будто спросонья.

– Ну здравствуй, ливарник… – царь строго посмотрел на растерявшегося парня.– Что же ты, Вакула, оставил верфь… Али я приказ такой давал?

– Сми… луй..луйсь, царь батюшка!!! – оторопел Вакула. В окнах соседских хижин показались любопытные глаза.

– Что же вы, окаянные, об Отечестве своем забыли? – царь медленно обернулся вокруг, на глазах его от внутреннего напряжения выступили слезы, – не лишь мое ведь то наследие, но и ваше… Вам оставлено, да завещано из рода в род передавать, преумножая и украшая. А вы? Разбежались, словно тараканы, а кто же будет защищать дом ваш, землю вашу, кровью отцов и дедов политую? – на этом голос царя сорвался, но затем вновь окреп, зазвенел металлом. Сама его невысокая и худенькая фигура, казалось, начала вырастать. Грозный голос, словно голос небесного ангела, пришедшего испросить у людей за все дела их, разливался над притихшим рабочим селением. – Кто постоит за нее? Отымут у вас то, на чем положено основание ваше, и развеетесь ветрами, будто дым…будто и не было