Гайда! - Нина Николаевна Колядина

Под стук колес он незаметно задремал, но неожиданно содрогнулся всем телом так, что чуть не свалился с сиденья. Он подумал, что это поезд то ли резко тормознул, то ли просто дернулся на стыке рельсов, но по лицам других пассажиров, многие из которых продолжали мирно дремать, понял, что никто из них ничего подобного не ощутил. У Аркадия же дремота вмиг исчезла. И причиной тому стал не рывок поезда, а появившаяся у него в голове мысль о том, что картинка, которую он принимал за сновидение, скорее всего, никакой не сон, а обрывок какого-то его детского воспоминания – одного из тех, которые порой открывала ему память…

/1/. Чехословацкий Национальный Совет (СХНС) –организация, основанная чешскими и словацкими эмигрантами во время Первой мировой войны для освобождения своей родины от Австро-Венгрии.

/2/. «pas très bon» – не очень хорошо.

7.

– Между прочим, я в «Правде», в разделе «Хроника», заметку видел, в которой написано, что пятьдесят тысяч чехословаков перешли на нашу сторону. Только это было давно, кажется, в начале марта, – выслушав Аркашин рассказ о событиях в Пензе, сказал Березин. – Я тогда особого значения этой информации не придал. Да и заметка была слишком короткая, ничего из нее толком не понять.

– Ну вот! – обрадовался Аркадий. – Это как раз про чехословацкий корпус и писали! Просто без всяких там подробностей, потому что многое в этом деле еще было неясно.

– Не знаю, в чем тут дело, но что-то не верится, что пятьдесят тысяч легионеров – все, как один, – на нашу сторону переметнулись. А уж если перешли, то и вступали бы в Красную армию. Зачем ехать куда-то? Что-то тут не так, – засомневался Николай. – Ты как считаешь?

Аркадий задумался. Прежде чем ответить, он какое-то время смотрел на заметно посветлевшее небо над верхней частью города, будто наблюдал за тем, как темная апрельская ночь сменяется предрассветными сумерками, потом согласился с Березиным:

– А ведь ты, Колька, прав. Мой отец тоже так думает – не все они на нашу сторону встали. Многие на большевиков косо смотрят. И оружие ох как не хотели сдавать, только ничего поделать не могли! Да и осталось у них его немало. Так что неизвестно еще, чем это их передвижение по нашей стране обернется.

Он снова посмотрел на восток – туда, где на светлеющем небе занимались первые отблески утренней зари, и подумал о том, что в той стороне по самой длинной в мире железнодорожной магистрали двигаются десятки эшелонов, над многими из которых в эту самую минуту светит уже поднявшееся над горизонтом солнце.

Аркадий даже предположил, что состав, выехавший из Пензы первым, возможно, уже достиг пункта назначения. Остальные наверняка растянулись по всему Транссибу. Оставшиеся в городе эшелоны ждут своей очереди. Вот отправят последний поезд с чехословаками, и его папочка вернется домой. Он очень надеялся, что ничего этому не помешает, но какое-то тревожное чувство – то ли сомнения, то ли страха – не покидало его мысли и сердце.

И, как оказалось, не напрасно.

Еще в начале апреля в газетах появились сообщения о том, что во Владивостоке было убито двое коммерсантов какой-то японской компании. На следующий день японцы, участвующие в войне на стороне Антанты, под предлогом защиты своих подданных высадили в городе десант. Вслед за ними во Владивостоке высадились и англичане, которые опасались усиления Японии в этом регионе.

Действия бывших союзников обеспокоили советское правительство, тем более, что страны Антанты заявили о непризнании ими договора России и Германии. Выразил недовольство в связи с этим и немецкий генштаб. Кроме того, измотанная войной Германия опасалась появления на Западном фронте многотысячного чехословацкого корпуса, который с нетерпением ждала не менее обескровленная боевыми действиями Франция.

Немцы, решив, что после заключения с ними мирного договора в Брест-Литовске большевистская Россия стала фактически союзницей Германии, вынуждали советское правительство пересмотреть ранее принятое решение о переброске чехословацкого корпуса к Тихому океану. Мало того, опасаясь японского наступления на Сибирь, Германия решительно настаивала на срочной эвакуации немецких пленных из Восточной Сибири в Западную или в Европейскую часть России.

Накануне той ночи, когда Аркадий Голиков и Николай Березин патрулировали улицы Арзамаса, в Красноярском Совете ломали головы над тем, как приостановить дальнейшее продвижение чехословацких эшелонов на восток и начать эвакуацию немецких пленных. Такое распоряжение было в правительственной телеграмме за подписью наркома иностранных дел Георгия Чичерина, рекомендовавшего употребить для этого все средства.

В сложившейся ситуации советское правительство потребовало от ЧСНС начать новые переговоры об эвакуации чехословаков, предложив для этого отвергнутый ранее путь – через Архангельск и Мурманск. Легионеры восприняли это предложение как намерение России выдать их Германии и Австро-Венгрии, что вскоре привело к их разрыву с большевиками.

Между тем, как и предполагал Аркадий, эшелоны чехословаков уже растянулись по железной дороге более чем на восемь с половиной тысяч километров. И почти во всех крупных городах от Пензы до Владивостока находились их многотысячные группировки, оказавшиеся чуть ли не единственными организованными боевыми силами в России…

Аркаша забрался под одеяло, когда уже совсем рассвело. Перед тем как уснуть, он успел подумать о том, что в училище завтра – вернее, уже сегодня – не пойдет. Да и вообще его больше туда не тянуло – скорей бы уж каникулы. Надоели все эти нудные уроки. Да и преподавателей хороших почти не осталось. Его любимый учитель Николай Николаевич Соколов больше в реальном не работал – Советская власть назначила его комиссаром просвещения Арзамасского уезда. Конечно, общаться с ним Аркадий не перестал – их теперь связывало нечто большее, чем какое-то там училище.

Некоторых преподавателей – тех, кто состоял в кадетской партии, – еще в январе арестовали да так и не освободили, несмотря на ходатайства разных делегаций. Может, учителями они были и хорошими, но вот с выбором партии ошибку допустили. Кадеты оказались одной из главных партий, которые организовали заговор против Советской власти и назначили контрреволюционное выступление в день открытия Учредительного собрания. Понятное дело, заговорщиков повсеместно арестовывали…

Учредительное собрание, естественно, распустили. Оно и просуществовало-то один день! Об этом все газеты писали. А чтобы недовольные таким решением граждане рты не раскрывали, Военно-революционный штаб на время запретил всякие митинги и демонстрации.

Когда Аркаша открыл глаза, настенные часы в гостиной показывали четверть второго. Лег он около пяти утра, значит, проспал часов восемь, не меньше. И спал так крепко, что даже не слышал, как домочадцы по дому передвигаются. Гостиная, где стоял диван, с некоторых пор считавшийся Аркашиным спальным местом, была проходной, поэтому каждый, кто выходил из других комнат, не мог не пройти