Северные архивы. Роман. С фр. - Маргерит Юрсенар

чуть-чуть. Соседи находят выход из положения,

называя его оригиналом. Уже в приходской школе

стало ясно, что Анри не стоит мечтать ни о колле­

же Станислава, ни о скамьях Сорбонны. Все зна­

ют, что он состарится в семье, ничего не требуя

от жизни, никому не мешая, довольный тем, что

может прогуливаться по Большой площади в кра-

133

сивых костюмах, которые ему присылает портной

из Лилля, раздавая конфеты и деньги уличным

мальчишкам, отпускающим на его счет шуточки

по-фламандски, стоит ему отвернуться. У него

прекрасные манеры, он любит отвесить полупок­

лон, когда за столом его просят передать соль или

горчицу. Он любит слушать, как сестры поют ро­

мансы, аккомпанируя себе на фортепьяно, но

б ольшую часть времени проводит у себя в комна­

те за чтением Поля де Кока *, который не должен

попасться на глаза барышням. Анри немного оза­

даченно улыбается брату.

В конце длинного коридора дверь открывается

в зелень сада и пение птиц. Девушки оставили на

столе серсо и корзинки с рукоделием. Все здесь

было точно так же и месяц назад, когда в Медоне

бушевал и пылал адов костер. Не будем заблуж­

даться: Мишель Шарль уязвлен не в сердце, но в

духе своем. Не стоит преувеличивать боль, причи­

ненную ему смертью четырех попутчиков: они не

были близкими друзьями. Гибель Бланшетты —

разумеется, мучительное воспоминание, но сама

Бланшетта была всего лишь милой девушкой, с ко­

торой он собирался расстаться. То, что потрясло

его и лишило сил, — это внезапное ощущение

ужаса, кроющегося во всем. В Версале, где били

фонтаны, на мгновенье обманчивая завеса веселья

сдвинулась, и, хотя Мишель Шарль не в состоя­

нии проанализировать свои впечатления, он уви­

дел истинную суть жизни — то был пылающий

костер. Рен чувствует, как в сыне нарастает уста­

лость, она укладывает его в постель, задергивает

134

занавески и оставляет с Миской, свернувшейся

клубочком у него в ногах.

«Рен Бисваль де Бриард, моя мать, — писал

Мишель Шарль в начале своих воспоминаний, —

была дочерью Ж о з е ф а Бисваля де Бриарда и Ва­

лентины де Кусмакер, внучкой Бенуа Бисваля де

Бриарда, советника парламента, и девицы Лефевр

де ла Бас-Булонь, чей портрет в костюме Дианы-

охотницы у меня сохранился. Среднего роста, с

прекрасным цветом лица настоящей фламандки,

мать была очень умна и очень добра... Ее воспита­

ла монахиня высокого происхождения, которую

превратности Революции забросили в семью Бис-

валей, где она и осталась навсегда. Все в моей ма­

тери указывало на Прежнее отменное воспитание».

Мишель Шарль умалчивает о том — и мы не в пер­

вый и не в последний раз замечаем у него привыч­

ку избегать трудных тем, — что эта столь

благопристойная дама была по-своему замечатель­

на. Сохранился ее портрет кисти Бафкопа, хоро­

шего портретиста, в свое время очень известного

на Севере. Сорокалетняя женщина, разодетая в

атлас и меха, стоит, засунув руки в огромную

муфту, она производит впечатление фрегата, не­

сущегося вперед на всех парусах. Бывшая воспи­

танница благородной монахини смахивает на

аббатису дореволюционных времен: под радуши­

ем угадывается гибкая, стальная воля. Она улыба­

ется, но последнее слово всегда остается за ней.

Рен — перл творения общества, где женщинам

нет нужды голосовать или участвовать в демонст­

рациях, чтобы царить. Она великолепно играет

135

роль регентши при больном короле. Между суп­

ругами условлено, что все находится в ведении

Шарля Огюстена, на самом деле правит она.

Между живущими в согласии мужем и женой

существуют некоторые различия во взглядах, но

супруги, будучи хорошо воспитаны, почти никогда

их не показывают. Для Шарля Огюстена сущест­

вует только один король Франции *, тот, что нахо­

дится во Фросдорфе. От имперской эпопеи или

имперского безрассудства он остался вдалеке.

Женившись в год Ватерлоо *, он без особого вос­

торга отнесся к победе Веллингтона *, но семья с

болью восприняла известие о гибели брата Рен,

гвардейца из свиты императора, во время фран­

цузской кампании. Никогда не говоря этого вслух,

Шарль Огюстен, возможно, сожалеет, что сия

славная кончина, в результате которой наследство

жены увеличилось, не произошла под белыми зна­

менами. Позже, когда Рен, будучи, разумеется,

легитимисткой, но, как мать семейства, руководи­

мая чувством реальности, предложит выдать их

дочь Мари Каролину за сына П., принадлежащего

к почтенному буржуазному клану, где на протя­

жении всего XIX века при разных режимах со­

храняют титул депутата от департамента Нор

почти как наследственный, Мишель Огюстен даст

согласие на этот брак. Он даже позволит Мишелю

Шарлю бывать в Париже у этого зятя, который на

хорошем счету в министерствах, но никогда не

примирится с тем, что его сын «ест из кормушки»

короля-гражданина. Рен, напротив, мечтает об ад­

министративной или, быть может, политической

136

карьере для столь одаренного юноши. Но тише!

Следует подождать, пока Мишель Шарль сдаст

экзамены. Кто знает? Эти мужчина и женщина,

которым по пятьдесят, у ж е повидали во Франции

смену восьми режимов. Возможно, до того как

Мишель Шарль получит диплом, старшая ветвь

окажется на троне или — во что поверить труд­

нее — Шарль Огюстен изменит свою точку зре­

ния. Возможно также — д а ж е в самых любящих

семьях предаются подобным расчетам у постели

больного, — что к тому времени Шарль Огюстен

у ж е никому не сможет навязывать свою волю.

На сей раз не состоялся импровизированный

прием по случаю приезда студента, как это было

в тот далекий день, когда он вернулся домой со

степенью бакалавра: в Байёле это была такая ред­

кость, что едва не был устроен народный празд­

ник в его честь. Теперь же все знают, что

железнодорожная катастрофа в Версале сильно

подействовала на Мишеля Шарля. Но плотная,

вязкая рутина семейной жизни постепенно обво­

лакивает его. Каждое воскресенье Рен сидит во

главе стола, на обед приглашаются все родствен­

ники, иначе говоря, все, кто имеет в городе вес.

На скатерти, которую стелят по этому случаю и

которая почти столь же священна, как торжест­

венная месса, сверкает серебро и нежно лучится

старинный фарфор. Кнели из дичи подают в пол­

день, десерт и сладости — около пяти часов.

Между мороженым и седлом барашка гостям раз­

решается погулять по саду, порою они даже, слег­

ка извиняясь за столь простецкие развлечения,

137

играют в шары. Некоторые приглашенные пользу­

ются этим, чтобы незаметно добраться до домика,

скрытого в густой зелени. Шарль Огюстен, подчи­

няясь предписаниям врачей, поднимается на кос­

тылях и отправляется отдыхать в соседнюю

комнату. Барышни поправляют ленты и увлекают

подруг в свою комнату или в очаровательный уго­

лок на антресолях, где вдоль одной из стен стоит

вычищенная деревянная скамья. На ней могут

вместе усесться три человека, и дамы обычно

уединяются туда для интимных бесед. Легкий шум

струйки воды, стекающей в раковину, ничуть не

стесняет милых затворниц. Маленький кувшин, в

котором стоит половая щетка, — из старого дельфт-

ского фаянса, как и вазы в гостиной.

Празднуют помолвку юной Луизы с ее кузе­

ном Максимилианом Наполеоном де Кусмакером,

происходящим из семьи, о которой на протяже­

нии четырех веков можно сказать только хоро­

шее. Шарль Огюстен с одобрением относится к

будущему зятю, хотя одно из его имен слишком

напоминает о том, что близкие Рен попались в им­

ператорские сети. Эти имена, характерные для оп­

ределенных среды и времени, заслуживают

отдельного замечания. Шарль Огюстен одним из

своих имен, несомненно, обязан янсенизму свое­

го предка де Гёса. Имя, данное его ж е н е 1, родив­

шейся в 1792 году, означает только одно —

верность дочери Марии-Терезии *, которой угро-

1 Рен (reine) — в переводе с французского «короле­

ва». — Ред.

138

жала опасность. Ж о з е ф ы и Шарли, Максимилиа­

ны, Изабеллы, Терезы и Евгении были в семье

именами традиционными, и некоторые из них

обычны для Франции в целом. Между тем оказы­

вается, что либо их носили императоры или импе­

ратрицы, испанские или австрийские регенты и

регентши Нидерландов, либо они свидетельству­

ют об увлечении янсенизмом. Вовсе не случайно,