Северные архивы. Роман. С фр. - Маргерит Юрсенар

руки сквозь разбитое окно, какой-то мужчина,

рискуя жизнью, приближается к ней, хватает ее

за руку и тянет, рука отрывается и падает слов­

но пылающая головешка. Неизвестный, выбро­

шенный на пути, срывает с себя горящий

башмак, и раздробленная нога повисает на од­

ном лоскуте кожи. Молодой человек, менее

удачливый, чем Мишель Шарль, тоже упал в ви­

ноградник под насыпью, но жердь проткнула

ему грудь словно штыком, он успевает сделать

всего несколько шагов и умирает, испустив

ужасный крик. У огня, как и у молнии, свои

причуды: у рельсов, вдоль которых суетятся спа­

сатели, пытающиеся баграми или шестами выта­

щить обгорелые останки, лежит совершенно

обнаженный молодой человек, располосованный

от горла до низа живота, в оргазме агонии он

похож на чудовищного Приапа *. В хвостовой ча­

сти поезда, где не все охвачено огнем, дорож­

ным рабочим удалось разбить окна или взломать

замки и освободить людей, которые разбегаются

с воплями, оставляя позади себя этот кошмар.

Другие, напротив, снова ныряют в дым в по­

исках своих спутников. Но головных вагонов не

существует.

При свете свечи, четко обрисовывающем все

предметы, Мишель Шарль замечает, что низ его

брюк висит черными лохмотьями. Проведя рука­

вом по лбу, чтобы вытереть пот, он обнаруживает,

128

что это не пот, что все лицо его в крови. В себя

он приходит в зале медонского замка, где ране­

ным оказывают первую помощь. Заря освещает

большие окна, катастрофа произошла у ж е вчера.

Ему осторожно сообщают, что из сорока восьми

пассажиров четырех купе его вагона он — един­

ственный оставшийся в живых.

Кто-то, быть может Лалу, отвозит Мишеля Шар­

ля домой на фиакре. Безусловно по совету доктора

Рекамье, который давно у ж е консультирует

семью, решено, что юноша будет сдавать только в

октябре экзамены, назначенные на июль. Корпус

разбитых часов и клочок паспорта позволили со­

ставить акт о смерти братьев де Кейтспоттер, кото­

рый подписал Мишель Шарль. Возможно, ту же

услугу он оказал Лемарье и Дрионвилю. Обрывок

ленты, ручка зонтика, найденные среди груды тру­

пов, заставляют вспомнить о гризетках. Я напрасно

пыталась распознать их в списке, разумеется не­

полном, погибших пассажиров, да и сам Мишель

Шарль знал, возможно, только их милые прозви­

ща. Постепенно шрамы от ожогов, полученных мо­

лодым человеком, сгладились, но надо лбом, среди

густой темной шевелюры, долго выделялся белый

клок волос.

Сорок лет спустя в кратких записях, сделан­

ных незадолго до смерти, он описал для детей

происшедшую катастрофу. Мишель Шарль был

лишен писательского дара, но точность и сила рас­

сказа заставляют предположить, что в сердце его,

в глубине почти непроницаемых глаз продолжали

гореть и дымиться искореженные деревянные пе-

129

9-1868

регородки, раскаленный металл и человеческая

плоть. Человек XIX века, уважающий приличия,

Мишель Шарль не написал, что к их маленькой

веселой компании присоединилось несколько лю­

безных барышень. Он упомянул об их присутст­

вии в разговоре с сыном. Он также избавил детей

от некоторых отвратительных деталей, которые я

почерпнула из официальных докладов.

Другие люди, близкие родственники жертв, то­

же хранили память о случившемся. Архитектор

Лемарье, отец погибшего студента, выстроил на

месте крушения часовню, посвященную Огненной

Богоматери; вскоре после церемонии освящения

он сошел с ума. Здание, кажется, было довольно

уродливым, но его название впечатляет. Огненная

Богоматерь: другой набожный отец мог бы посвя­

тить часовню Богоматери Всех Скорбящих, Бого­

матери-Утешительнице или кому-нибудь еще.

Человек мужественный, архитектор предпочел

взглянуть в глаза своему горю, рискуя сгореть в

нем сам. Его Огненная Богоматерь помимо воли

заставляет меня вспомнить о Дурге или Кали *, о

могущественной индусской Матери, из которой

все исходит и в которой все гибнет, она танцует

над миром, уничтожая формы живущего. Но хри­

стианское мышление — иное по своей сущности.

«О нежная Мария, защити нас от пламени земно­

го! Охрани нас от пламени вечного!» — гласила

надпись на фронтоне. По душам, перешедшим из

огня земного в огонь Чистилища, предстояло слу­

жить по четыре мессы в год. Так оно и было в

течение двадцати лет. Затем забвение рассеяло

130

пепел воспоминаний. Часовня в стиле трубадуров

тридцать лет назад еще стояла на прежнем месте.

Теперь там выстроили дом.

Нити паутины, в которых мы все запутаны,

очень тонки: Мишелю Шарлю предстояло про­

жить еще сорок четыре года, то майское утро мог­

ло обернуться не спасением жизни, а избавлением

от нее. В то же время трое его детей и их потомки,

в том числе и я, рисковали вообще не появиться на

свет. Когда я думаю, что неисправный шатун (как

уверяли, в Англии были заказаны запасные части,

но они залежались на таможне) едва не уничто­

жил эту возможность, когда, с другой стороны, я

вижу, как мало осталось от большинства состояв­

шихся и прожитых жизней, то с трудом могу за­

ставить себя придавать значение подобным

сцеплениям случайностей. И все-таки образ,

всплывающий передо мной, когда я думаю об

этом несчастье, происшедшем при Луи-Филип­

пе, — это двадцатилетний юноша, бросающийся

головой в проем, ослепленный и окровавленный,

как в день появления на свет, несущий в мошонке

свое потомство.

* * *

Д а ж е для моего отца, который терпеть не

мог все, что привязывало его к семье, и уж тем

более для моего деда, бывшего образцовым

семьянином, старый дом в Байёле всегда оли­

цетворял красоту, порядок и покой. Поскольку

дом исчез в пожарах 1 9 1 4 года и я едва успела

131

9*

увидеть его, будучи совсем ребенком, он навсег­

да останется в illo tempore *, подобно одному из

мифов золотого века. Бальзак в «Поисках Абсо­

люта» описал подобное жилище со свойствен­

ной ему гениальностью мечтателя, страдающего,

однако, манией величия, всякий раз приводив­

шей его к преувеличениям. Во французской

Фландрии найдется немного семей, чьи гостиные

украшали бы портреты предков кисти Тициана.

Очень немногие выращивали у себя в саду

тюльпаны, каждая луковица которых стоила

пятьдесят экю. Ни у кого, к счастью, не было

целой серии панно, где во всех деталях была

представлена жизнь купца-патриота Ван Артевел-

де, это не более чем наивная выдумка красно­

деревца эпохи Луи-Филиппа. Но если принять

во внимание лишь самую суть, дом Клаасов изо­

бражен Бальзаком, почти не бывавшим на Севе­

ре, так живо и с таким мастерством, что я могу

не трудиться описывать дом в Байёле.

Тонкий звон колокольчика и тявканье люби­

мой собаки Миски наполняют душу Мишеля Шар­

ля сладостью, которую, казалось, ему не дано

было больше испытать. Затем появляются три де­

вицы, Габриель, Луиза и Валери, бело-розовые в

своих летних нарядах, они выбежали навстречу

брату, чтобы открыть ему дверь. По-королевски

уверенная в себе, прекрасно сдерживая волне­

ние, с ободряющей улыбкой на устах выплывает

1 Во время оно ( лат. ) .

132

Рен, прижимая сына к пышной груди, затянутой в

тафту, сверкающую, словно броня. Поцелуи ку­

харки Мелани, которая присутствовала при рож­

дении молодого господина и которая упокоится

однажды в фамильном склепе после пятидесяти

лет беспорочной службы, сопровождаются роб­

кими рукопожатиями и реверансами двух других

служанок. Наконец шум прерывается сухим мер­

ным постукиванием. Шарль Огюстен Кленверк де

Креанкур, дабы оказать сыну честь, встал из крес­

ла, которое он не покидает с тех пор, как болезнь

спинного мозга — первые признаки ее он почув­

ствовал еще пятнадцать лет назад — парализовала

обе его ноги. Высокие костыли отбивают «тук-

тук» по плитам коридора.

Шарль Огюстен слегка касается сына хорошо

выбритой щекой. Черты изборожденного морщи­

нами лица, жесткий взгляд отмечены живостью и

подвижностью, которых лишено тело. В стянутом

в талии рединготе больной держится безукориз­

ненно, несмотря на то что слабые ноги не повину­

ются ему; он похож на буржуа с портретов Энгра.

Добряк Анри, старший брат Мишеля Шарля, спу­

стился из своей комнаты. Он не то чтобы дурачок

и д а ж е не умственно отсталый, разве что совсем