В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

пытаясь найти еще одну избушку Оберёмка. Раз на третий отыскали ее развалины (похоже, медведь разбомбил), но впадающий с нужной стороны ручей оказался немного дальше. Здесь Зева уже образовывала в излучинах обширную пойму с высоким тальником. А еще ниже текла через великолепный старый лиственничник с необхватными деревьями 30-метровой высоты в изумрудной дымке проклевывавшейся хвои. Издали выглядевший редкостойным и просторным, вблизи лиственничник превращался в непроходимые джунгли из-за обширных завалов бурелома, густых елок в подлеске и багульника по грудь. Предательски скрывающий неровности рельефа плотный брусничник с вкраплениями голубики составлял приземный ярус. Местность тут была уже не болотистая, а постепенно повышающаяся террасами к скальному амфитеатру, поросшему у основания дремучим пихтачом. Легче всего оказались проходимы каменистые участки, подернутые серебристо-бежево-салатовой мозаикой ягелей. К ходьбе без дороги, по азимутам, мы привыкли – за все время, проведенное на плато, лишь пару раз натыкались на заброшенные охотничьи путики с заплывшими затесками на стволах, но они оканчивались слепо.

Была тщательно обследована марь на южном берегу Зевы, получившая рабочее название «Стланиковая», или «Наклонная». Эта марь с выпуклостью в центре, отмеченной небольшой рёлкой, оказалась настоящим водоразделом. Почти из самого ее центра вытекал небольшой приток впадающего в Зеву Перевального ручья. Зева, в свою очередь, несла свои воды в Бикин, тот впадал в Уссури, Уссури – в Амур у Хабаровска. Ну а Амур образовывал лиман напротив северной части Сахалина, впадая в узкий пролив Невельского, соединяющий Охотское и Японское моря. Не далее 50 м, с другой стороны бугра, находился исток одного из притоков реки Бурливой, напрямую текущей к Японскому морю, пробивающей насквозь осевой Сихотэ-Алинь. Был виден явный уклон местности, на юго-востоке зияла дыра между сопками, в которую и уходил водный поток. Обогнув марь по периметру, мы дошли до начала Мраморных скал – голубовато-серо-розовых уступов, поросших каменным березняком. Перекусили под плотным снежным надувом трехметровой высоты и вернулись в лагерь.

Подробнее исследовать подающий надежды ручей мы условились после утренних учетов на следующий день. В назначенное время я встретился в центральной рёлке с Юрой, но Косте присоединиться к нам не удалось. Несколько раз мы слышали его крики, сами кричали в ответ, но так и не встретились. Бывает…

Наклонный край мари окончился резким перегибом, пошел крутой спуск, захламленный буреломом. Затем по долине ручья открылся вид на живописные теснины, прогрызенные притоками Бурливой. Мы находились на самом краю заболоченной щербатой тарелки Зевинского плато. В узких, заросших лесом распадках пересвистывались снегири. Вдоль бровки ближайшего обрыва со звонкими позывками летала разноцветная стайка клестов-еловиков – красные, желтые, зеленоватые и серые птицы разного пола и возраста вперемешку. Снизу доносился истеричный крик ширококрылой кукушки. На ближайшую сушину прилетел трехпалый дятел, в возбуждении распушил желтый берет, но, заметив нас, мгновенно спрятался за стволом.

Дальнейший спуск казался почти отвесным. Тем не менее мы полезли вниз по склону южной экспозиции, с большим трудом и немалым риском свернуть шею. Надежные на вид камни под руками и ногами предательски выскакивали из своих гнезд, заставляя терять равновесие. Нас обступили выходы темных базальтовых скал с сочащейся поверх нефритовой пленки водорослей водой. Под скалами она собиралась в небольшие журчащие водопадики. Из щелей между камнями струились и фонтанировали кожистые ленты язычковых папоротников пиррозий. Остро запахло смородиной – вот же ее побеги, пробивающиеся сквозь палый прошлогодний лист! На пригревах вовсю зеленела крапива, цвели синие хохлатки, лиловые примулы, желто-зеленый селезеночник. Появились отдельные желтые клены и молодые стройные корейские кедры. Летали крупные шмели и пестрые бабочки, и вообще было непривычно и ласково тепло – настоящий май!

Вот и горная трясогузка затоковала у воды – сначала крик «цвирь», резкий и «электрический», как звонок трамвая на стрелке, потом щебет. А ожидаемой бурой оляпки не было. Вода в порожистом ручье все еще отливала кирпично-красным – стекала с мари, богатой гуминовыми кислотами. Оляпке надо бы попрозрачнее. Но все равно картина природы здесь сильно отличалась от зевинской и напоминала уже «настоящий» Бикин и вообще – Дальний Восток, а не Сибирь.

В конце концов мы затормозили перед высоким обрывом с водопадом и поняли, что дальше не пройти. Обратно выбирались трудно. Показалось, что подниматься по склону северной экспозиции удобнее, но силы были уже на исходе. На северном склоне картина была другая: темный пихтарник, толстый слой мха, трилистники кислицы, звездочки канадского дерена. В нишах под нагромождениями скал – обширные россыпи орешков помета каких-то мелких копытных. Я надеялся, что это горалы (ведь здесь уже восточный склон Сихотэ-Алиня!), но Юра меня разочаровал – кабарга. Да я и сам знал, что такие постоянные туалеты характерны для этого безрогого «олешка».

Миновав по касательной вклинившийся в долину стланиковый лоб с цветущими рододендроном и хамедафной, мы снова, отдуваясь, выползли на Наклонную марь. Среди кочек совсем рядом с нами паслись три черных журавля. Поскольку над болотом пока возвышались только наши головы и плечи, птицы не выказывали особого беспокойства. Наконец-то я смог разглядеть их во всех подробностях. Черные журавли вблизи выглядели совсем небольшими – меньше индейки, но выше на ногах, с очень красивым муарово-темно-пепельным оперением, белыми шеями и головами, увенчанными черно-красными шапочками. Лишь когда мы показались из ложбины целиком, они, не спеша и не теряя достоинства, отошли за редкие чахлые лиственницы.

Ниоло

В отличие от сурового плато, обстановка на притоке Бурливой живо напомнила мне весну на Ниоло – моем любимом месте в бикинском краю.

Протока Ниоло, или Нёлло («синяя вода» по-удэгейски), находится в среднем течении реки, почти в середине «рукоятки гантели», которую представляет собой бассейн Бикина. Коенини и Боголадза – хребты-водоразделы с Хором и Иманом – здесь пытаются стиснуть реку с севера и юга. Но Бикин не сдается, раздвигая сопки дюжиной широких и узких проток, образующих лабиринт островов, покрытых пойменными лесами, настоящими джунглями умеренного пояса. Первый раз мы почти случайно попали на Ниоло в начале июня и поработали здесь дней десять. Зато в следующий сезон целенаправленно добрались сюда уже 1 мая и только через шесть недель устремились дальше вверх по реке – к неведомой еще Улунге.

Если подниматься по реке снизу, Ниоло – крайняя левая из проток, дальше широкий левый рукав Бикина, а основной судоходный фарватер проходит еще южнее, за длинным островом. Солидный кусок равнинного леса, выходящего к Бикину, отделен от сопок коренного северного берега той самой Ниоло. Ближе к верхней оконечности этого острова на берегу рукава Бикина стояла изба – не какой-нибудь ветхий, вросший в землю затхлый барак, а новый просторный