Закон бабочки - Наталья Сергеевна Володина-Саркавази

Но ведь кто-то придумал всё это. Господь? Судьба? Родители?

Но их тоже не спрашивали.

Человек очень рано задумывается над этим. Когда моя племянница Виктория была маленькой, она все время пела – громко и фальшиво, за что получила прозвище « певица погорелого театра». Виктория обижалась, а, повзрослев, стала-таки певицей – Московской Новой Оперы. Так вот, будучи двух с половиной лет от роду, она спросила, глядя на стайку купающихся гусей:

– Тёть, а вот эту гусюху кто родил?

– Её мама.

– А маму кто родил?

– Другая мама.

– А маму гусюхиной мамы – кто родил?

– У неё тоже была мама. Своя.

– Тёть, – не выдержала бестолковости разговора Виктория, – ну самую первую гусюху – кто родил?!

Глядя на меня бездонно-ясными глазами, она молчала, ожидая ответа на вопрос, который можно адресовать только Создателю.

Я буду слабой

Всё! С сегодняшнего дня буду слабой.

Буду слабой. Буду нежной. Буду женщиной-загадкой.

Ну нет в наших женщинах тайны. Загадки – нет!

За примером далеко ходить не надо. Посмотрите, как выходит женщина из хозяйственного магазина: в рюкзаке сливной бачок тащит, унитаз впереди себя толкает, а деревянную деталь вроде хомута на шею повесила. Ну какая в ней тайна? Все тайны на ней крупными буквами написаны, можешь читать, как газету.

И я не лучше.

Стала считать – а тайна у меня всего одна! И ту все знают. Что у меня муж ревнивый. А самое смешное, что сама я об этом не догадывалась. Потому как не простое это дело – мужчину раскусить. Не фундук. Пока раскусишь – без зубов останешься. А без зубов, опять же, кому ты нужна?

И хорошо ведь мы с Ванечкой жили! Весело. Ну, налетишь, бывало на мужнин кулак. Не без того. Но у меня бодяга всегда наготове. Замажешь сей природный макияж и подумаешь: а чтой-то он кулак растопырил? Может, съел чего? У них же настроение напрямик с кишками связано! А уж психология тонкая! Ну тоньше комариной струи!

Звоню я мужу с работы. Интересуюсь настроением и видами на урожай. Слышу – сопит в трубку неприветливо. Без энтузиазма. – Что, Ванечка, не в настроении? Чем занимаешься? – Он посопел немного, потом как выдаст: – Рога, – говорит, – пилю!

– Да что ты, солнышко? Какие рога?

– Обыкновенные. Которые ты с юга привезла.

– Да ты не Анкла Бенса ли объелся? Там оленей нету. У нас в санатории, так разве кобеляки приблудные бегали.

Сопение смолкло.

– Кобеляки, говоришь?

– А что? Что тут особенного?

– Да нет! Конечно! Продолжай!

– А что продолжать-то? Они такие привязчивые, сам знаешь. Один раз дашь – потом не отвяжется. Один весь месяц за мной бегал, – такой хорошенький, молоденький, совсем щенок. А как до отъезда дошло, прям в автобус за мной прыгнул. Я чуть с собой его не привезла.

– И что ж не привезла? За чем дело встало?

– Так намордник же нужен, и справка о прививках. Чумка, что ли… – Может, чума? – Нет, чумы в этот раз не было. Холера, помню, была, но не в нашем корпусе, в соседнем. Насчёт заразы ты не беспокойся. Чистая я.

– Тогда зачем намордник? Он что, опасный был? – Не очень. Но с характером! Сопение возобновилось и перешло в ласковое журчание:

– Ну, и чем же вы занимались с этим щенком без намордника?

– А ты сам не знаешь? Погуляешь, подурачишься, не без того Скучно же! Иногда из столовой что ему принесёшь.

– Так он что, ещё и голодный к тебе приходил?

– Да он вечно голодный. Молодой же! Сколько ни дашь – всё мало. Зато сколько благодарности! Всю ладошку, бывало, оближет. До локотка. Потом в парк гулять пойдём. С ним не страшно. Чуть кто ко мне – он как щёлкнет зубами! Идём, а он рядышком бежит, и на меня преданно глядит, и хвостом помахивает.

– Хвостом, говоришь? Ты там не сбрендила на солнцепёке?

Ну ничего от тебя, Вань, не скроешь! У этого, точно, не было хвоста. С хвостом другой был. Рыженький. Тоже от меня не отходил. Я из корпуса – он за мной. Я на процедуры – а он сидит и ждёт. И вздыхает. Совсем как человек! – Так вы что же, такие-сякие, и за людей их не считали?! И вот тут меня как ананасом по маковке стукнуло. Ой, думаю, а чтой-то я наговорила? Уж не с ревнивцем ли живу? Вот это клюква!

Мужчина, доложу вам, тот ещё фрукт. Застрянет в горле – ни проглотить, ни выплюнуть. Так и живёшь с перехваченным горлом и выпученными от напряжения глазами. Но не это в них главное. Главное в другом: мужчина – это вечный ребёнок. Он никогда не взрослеет! Заметили, что летом все мужики поголовно стали бегать в коротких штанишках? В панамках, распашонках, маечках? Нет, я понимаю в Африке. Там и в набедренной повязке сопреешь. Но у нас? Ведь посмотрите, что получилось: женщины взяли себе мужской гардероб, а они себе – детский!

Нет, в мужчине как явлении природы ещё надо разобраться.

А для этого полезно понаблюдать за мальчиком в игрушечном магазине. Как он кричит, как требует новую машинку! Дома полюбуется ею и начинает загружать. Грузит, грузит, уж валится всё с машинки, уже трещит она, уже заклёпки с неё посыпались, а он знай себе подкладывает. Ещё и сам сверху усядется. И смотрит: доедет до порога или развалится? А когда игрушка надоест и сломается – тут же её забросит и требует новую.

Мы, женщины, этого не понимаем.

И охотно подставляем свои хрупкие плечи: грузи, милый! И любуемся на наших неповзрослевших мальчиков, которые действуют одинаково везде – от дома и до Думы, всё нагружают и ломают, ломают и нагружают. И смотрят: поедем или развалимся?

Ещё и тайну им подавай! «Женщина должна быть вечной загадкой для мужчины!», изрёк один со следами былого ума на лице. Милые! Раскройте глазоньки. Все тайны на нас аршинными буквами написаны. Приглядитесь – и увидите, как мы спим и что едим, сколько работаем и где отдыхаем, сколько наши лысые или лохматые в получку приносят и сколько в заначке себе оставляют. Спросите вашу не таинственную, каким она хочет вас видеть, и она ответит: «Мужчина должен быть неприхотлив и полезен!» Запомнили? Тогда и о тайне поговорим!

За русских баб!

Нет, что ни говори, женская душа – загадка! Тайна. Вась, ты со мной согласен? Нет, ты посмотри на неё, посмотри! В одной руке сумка, в другой – две, а как идёт.